Преступный мир

фон Ланге Виталий Владимирович

«Отлично! дайте мне слово, что вы выгородите ме­ня и я устрою так, что тот самый писец, который мне написал документ, напишет и вам».

Гольдфайна я пригласил с собою, чтобы переодеть­ся и взять одного молодца-городового и затем прис­тупить к сеансу.

Я и городовой Ладыженский переоделись крестья­нами и отправились с Гольдфайном в его квартиру, последний послал жену свою за писателем, а мы в это время стали обсуждать план наших действий.

Около 11 часов утра в квартиру Гольдфайна появ­ляется еврей, которого хозяин квартиры знакомит с нами. Еврей спрашивает меня, чем он может быть полезным. В ответ на это я, указывая на Ладыжен­ского, говорю ему, что мы товарищи, приехали в г. Одессу из Нерчинска, куда были сосланы в каторж­ные работы за святотатство и оттуда бежали, не имея никакого письменного вида; мы,

будучи знакомы с Файнштейном, просили его указать нам такого чело­века, который мог бы снабдить нас фальшивым доку­ментом.

«Хорошо! документы будут такие, что можете сме­ло заявить их в полицию, как г. Файнштейн; за каж­дый документ придется вам уплатить по 25 рублей».

«Это немного дорого для нас, мы за два документа согласны дать вам 25 руб.».

Долго раздумывал еврей; наконец, согласился на­писать за 30 руб. Затем, обращаясь к жене хозяина, просил ее съездить в казначейство и купить два гер­бовых листа бумаги по 60 коп. лист.

«Теперь я схожу за печатью, которая у меня хра­нится за большим вокзалом, на Лагерной улице, а вы, г. Файнштейн, приготовьте закусочку и немного креп­кой водки», сказал еврей и вышел из квартиры.

Наскоро переменившись с Ладыженским пальто, я выскочил через окно на улицу и издали стал следить за евреем. Оказывается, что он пошел в совершенно противоположную от большого вокзала сторону, на­правляясь к Екатерининской улице; по пути несколь­ко раз останавливался и оглядывался; вошел он в дом № 100 по Екатерининской ул. в квартиру, помещаю­щуюся против ворот.

Убедившись в месте нахождения печати, я, сев на извозчика, подъехал к квартире Гольдфайна, где вновь обменялся с Ладыженским пальто. Пришлось ожидать писателя более часа; наконец, является он и извиняет­ся за задержку, говоря, что пришлось идти к большо­му вокзалу пешком (суббота, еврейским законом вос­прещается езда).

«Прежде чем приступить к работе, нужно подкре­питься», сказал еврей, наливая большую рюмку вод­ки и выпив ее.

Гербовая бумага лежала уже на столе. Закусив и выпив еще две рюмки водки, еврей начал писать.

Я лично никаких спиртных напитков никогда не употреблял; это я считаю небольшим недостатком сыскного агента, но я свою рюмку незаметно под­ставлял Ладыженскому, который выручал меня в этом отношении.

Еврей, обращаясь ко мне, спрашивает, кому пер­вому начать писать документ; я ответил, что для меня безразлично: «Пишите товарищу».

В виде предисловия, еврей знакомит нас с г. Ови- диополем, разъясняя, какой губернии и уезда этот го­род и какой уезд в соседстве с ним. Спросив Ладыжен­ского, на чье имя желает он иметь паспорт и сколько ему лет, приступает к делу.

Ладыженский просил написать документ на имя, якобы, его товарища, кр. Киевск. губ. Филиппа Лады­женского, назвав свою настоящую фамилию и имя.

Еврей делает надпись «Билет» и засим выполняет весь текст годового паспорта, наверху паспорта делает надпись, что «за неимением паспортного бланка, би­лет пишется на гербовой бумаге». Окончив текст, год и число выдачи билета, еврей, взяв перо в левую руку, подписывает фамилию старосты, говоря, что старос­ты малограмотны, а затем правою рукою делает под­пись писаря.

Вынув из кармана жестяную коробку, где помеща­лась печать, он заявляет, что перед таким тяжелым делом, как приложение казенной печати, нужно вы­пить и тут же, выпивая рюмку водки, прикладывает печать и вручает билет Ладыженскому с пожеланием наилучшего.

Для меня было совершенно достаточно одного под­ложного паспорта и поддельной печати Ольвиополь- скаго мещанского старосты и, открыв писателю, кто я, потребовал назвать его фамилию и указать кварти­ру, где хранилась печать, отобранная у него.

Еврей, в страшном испуге, назвался Гатовым и зая­вил, что печать была закопана в земле, возле б. вок­зала.

«Нет, друг мой! я перехитрил вас, поедем со мною и я вам укажу, где хранилась печать», заявил я Гатову.

Приехав к дому под № 100 по Екатерининской ул., я вошел с Гатовым и Ладыженским в ту самую квар­тиру, куда заходил час тому назад Гатов. Квартира эта оказалась известного уже мне за сбытчика фальши­вых паспортов Дувида Латмана, кличка коего «Дувид мещан». Квартирохозяин, старик лет 6о, лежал на кро­вати больной, жена его находилась возле колыбели их внука. Пригласив двух понятых, приступил я к обы­ску. При личном осмотре жены Латмана, в чулке

я нашел два вытравленных паспортных бланка, а в ко­лыбели под грудным ребенком три новых паспортных бланка, причем на одном была печать Виленского ме­щанского старосты, на другом Конвалишского мещан­ского старосты и на третьем Ольвиопольского мещан­ского старосты. Дальнейшим обыском ничего более не найдено, но я был убежден, что тут же в квартире должны быть и те печати, которые оказались на блан­ках. Заметив щель в полу, я рискнул вырубить доску пола, но безрезультатно. Искать было негде, все угол­ки обшарил. Остались неосмотренными только одни цветы, находившиеся на окнах. Появилась мысль, не поискать ли в вазонах? Решил утвердительно, подхо­жу к первому вазону, беру его в руки и осматриваю землю; в это время жена Латмана возвышенным го­лосом заявляет претензию за порчу цветов, угрожая жаловаться моему начальству. Подобное возражение меня взволновало и я вытащил цветок с корнем, но ничего там не нашел; проделывая ту же комбинацию и с другим цветком, я обнаружил под землею две мраморные, небольшие плитки: на одной была выг­равирована печать Виленской мещанской управы, а на другой Конвалишской мещанской управы. При дальнейшем осмотре остальных цветков, я обнаружил еще печать Одесской Городской Управы и две мра­морные плитки с изображением только окружностей, очевидно, приготовленных для печатей. Г.г. Латман и Гатов в продолжении 3 У2 лет были хозяевами арес­тантских рот.

XIII

Проницательность, находчивость, смелость и быстрая сообразительность, как я раньше ска­зал, дают возможность успешно произвести розыск.

Проходя вечером по одной из глухих улиц в Одессе, а именно по Средней, я на ливаде в стороне от дороги, заметив два папиросных огонька, быстро направился к ним, забыв даже, что вооружение мое состояло из небольшой только шашки. Найдя там двух мужчин, я схватил их за воротники с целью ареста, но один, бывший в левой руке, успел вырваться, а второй, уда­рив меня чем-то твердым по руке, также вырвался, оставив у меня часть рубахи, жилета и пиджака.

Поведение этих двух субъектов меня страшно воз­мутило и я решил во что бы ни стало преследовать их. Погнавшись за ними по рвам, канавам и балкам, я потерял их след; попавшаяся мне навстречу женщи­на указала направление двух бежавших, говоря, что они побежали к стороне Бугаевки. Я ускорил свой путь и по дороге, найдя городового, узнал дальней­шее следование. Городовой доложил мне, что он хо­тел задержать бежавших людей, но они ему заявили, что гонятся за извозчиком, увезшим их вещи. С го­родовым я побежал вдогонку, заглядывая по пути в пивные и рестораны. Будучи сильно утомленным и придя к заключению о потере следа, я в конце улицы присел отдохнуть, в то же время сделал выговор го­родовому за несообразительность по отношению бе­жавших двух лиц. Рассказывая городовому инцидент с теми субъектами, я услышал вблизи себя мужской смех и разговор; в 50-ти шагах от себя я заметил си­девших на траве спинами ко мне двух мужчин. Ука­зав жестом городовому, я с ним осторожно стал при­ближаться и когда был в 15-и шагах от них, то они, заметив нас, бросились бежать в разные стороны. Я погнался за одним, а городовой за другим. Мой клиент бегал не хуже зайца, был легко одет и босой; когда я нагонял его, он моментально останавливался, присе­дая; я же пробегал мимо, успевая нанести ему удар шашкою; таких ударов пришлось нанести три. В мо­мент третьей его остановки, он произвел выстрел из револьвера, пуля пролетела мимо, затем выстрелил во второй раз и тоже промахнулся; наконец, он два раза щелкнул курком, очевидно, были осечки. Я ока­зался невредим.

Преступник, видя свое бессилие и потеряв надежду на револьвер, решил испытать свою силу и бросился на меня; схватив меня подсилки за пояс, старался сва­лить меня на землю. К его прискорбию, я оказался гораздо сильнее его и, будучи с малолетства хорошим борцом (как воспитанник кадетского корпуса и быв­ший офицер), я сразу свалил его на землю, наступив коленом на горло. На выстрелы успели подойти ка­кие-то два господина, которые помогли мне связать преступника. При обыске у него я обнаружил часть церковного ручного креста и револьвер с двумя выпу­щенными пулями и тремя осечками. Записав свиде­телей и пригласив их на другой день в участок, я, взяв арестованного, дошел до первого извозчика и поехал в участок.