Превосходство Борна (др. перевод)

Ладлэм Роберт

Сановник Госдепартамента заставил себя посмотреть Алексу в глаза с видом человека, готового признать его правоту.

— О Господи! — произнес он доверительно. — Как часто мы предавали позору людей, которых сами же посылали в Берлин!

— Есть у нас такой грех! — согласился Конклин. — Но оставим это.

— Хорошо, хорошо! Я не в курсе всех ваших дел, но одно могу сказать: слава о вас ходит дурная. Один из ваших коллег посоветовал мне даже подальше держаться от вас, чтобы на меня не шибало перегаром.

— Знать не хочу, кто это такой: ведь при встрече с ним я могу и не удержаться и расхохочусь ему прямо в лицо. Дело в том, что я не пью. — У Алекса возникло ребяческое желание скрестить незаметно пальцы на ногах или большие пальцы рук, но он забыл, каким образом это делается. Продолжая разговор, он добавил резко и решительно: — Давайте вернемся к Дэвиду Уэббу.

— Так что же вас не устраивает?

— Да собственная

моя жизнь проклятущая, солдат! Что-то вокруг происходит из ряда вон выходящее, а я так и не знаю, что именно! Этот сукин сын вломился прошлой ночью ко мне в квартиру и грозил убить меня. Он швырял мне в лицо бредовые обвинения, упоминая людей, которые у вас на довольствии: Гарри Бэбкока, Сэмюэля Тисдэйла и Уильяма Лэйнера. Мы проверили, все они из вашей секретной бригады, каждый — при деле. Интересно, чем они занимаются, черт бы их побрал? Один из них сообщил, будто вы пустили по следу Дэвида Уэбба группу захвата, — это что, тоже входит в правила, по которым вы играете? А другой сказал ему, что его снова упрячут в сумасшедший дом, а он ведь и так уже отсидел в двух психушках, да еще в нашей ведомственной клинике в Вирджинии, куда мы сами упекли его. Вышел он из этой больницы совершенно здоровым. Замечу, в башке его — множество всяких секретов, и нам не хотелось бы, чтобы о них узнал кто-то еще. Но парень сейчас в таком состоянии, что готов все разнести в пух и прах. И все это — из-за ваших дурацких затей. В сложившейся ситуации не столь уж важно, сами ли вы придумали их, просто ли поддержали, или проглядели по-глупому, что творится у вас под носом. Важно другое: он утверждает, будто располагает доказательствами того, что вы снова ворвались в его личную жизнь, перевернули ее вверх дном, загнали его в угол, отняли у него то, чем он дорожил больше жизни.

— Что за доказательства имел он в виду? — воскликнул изумленно генерал.

— Видите ли, речь идет о его жене, — промолвил Конклин ставшим вдруг бесцветным голосом.

— Ну и что же с нею приключилось?

— Ее выкрали из дома два человека, напоили каким-то зельем, затолкали в чей-то частный самолет и переправили на Западное побережье.

— Вы предполагаете, что ее похитили?

— Вы догадливы… А теперь сообщу вам нечто, что уж явно придется вам не по вкусу. Так вот, она подслушала разговор тех двоих с пилотом и поняла, что грязное дельце состряпали в Госдепартаменте, поскольку упоминалось неоднократно имя Мак-Эллистера, — впрочем, в какой связи, она не разобралась. К вашему сведению, пресловутый мистер Мак-Эллистер — из отдела Дальнего Востока, один из ваших ближайших помощников.

— Вот так дела!

— Скажу вам больше: мы с вами угодили в такую историю, что и подумать страшно! Во время заправки топливом в Сан-Франциско ей удалось удрать от своих охранников и дозвониться до Уэбба в штат Мэн, и тот не медля отправился к ней — Бог знает куда. Вы должны поразмыслить как следует, чтобы найти разумный выход из создавшегося положения. Впрочем, — в чем, в чем, а в этом я не сомневаюсь, — вам ничего не стоит заявить, что Дэвид Уэбб — типичный лунатик, который не остановится даже перед убийством собственной жены. При этом вы могли бы добавить еще, что никакого похищения не было, во что мне и самому хотелось бы верить.

— Этот человек — самый настоящий лжец! — заорал глава службы безопасности. — Я читал его историю болезни!.. Я… Ко мне заходили из-за Уэбба прошлым вечером… Не спрашивайте кто: я все равно не смогу сказать вам этого.

— Но что, черт возьми, происходит здесь? Не будете ли вы добры рассказать мне все как есть? — произнес требовательным тоном Конклин, наклонившись вперед и вцепившись руками в край стола, чтобы обрести опору и придать своей позе более решительный вид.

— Он — параноик, что еще могу я сказать о нем? Выдумывает различные небылицы и сам же верит в них.

— Правительственные доктора придерживаются иной точки зрения, — холодно проронил Конклин. — Так уж вышло, что я об этом кое-что знаю.

— А я — нет, черт подери!

— И, вероятно, никогда не узнаете, — заметил Алекс. — Но я, как оставшийся в живых участник операции «Тредстоун», настаиваю на том, чтобы вы связались с кем-нибудь, кто сможет сказать мне правду и снять с души моей камень, если только это реально. По-видимому, кто-то из ваших открыл банку с червями, которую мы предпочитали держать закупоренной. — Конклин вынул маленькую записную книжку и авторучку, написал несколько цифр, вырвал страницу и бросил ее на стол. — Это номер сверхсекретного телефона. Если вы попытаетесь выяснить, где он установлен, то единственное, что вам сообщат, — это фальшивый адрес. — Взгляд Алекса стал жестким, голос звучал твердо и в зловещей тональности. — По этому номеру следует звонить между тремя и четырьмя дня — только в это время. Пусть кто-нибудь свяжется со мной. Неважно, кто это будет. Не знаю, захотите ли вы устроить в связи с этим очередное достославное совещание

для выработки плана дальнейших действий, но мне лично нужно одно: получить ответ на свой вопрос. Нам это просто необходимо.

— Вы несете околесицу!

— Хотелось бы, чтобы вы были правы. Но если это не так, то, значит, ваши люди затягивают себе петлю на шее: не забывайте, вы вторглись на чужую территорию.

Дэвида даже радовало то обстоятельство, что у него по существу не оставалось ни минуты свободного времени: иначе он погрузился бы в мучительные раздумья, а твердая убежденность в том, что он одновременно знает и слишком много, и слишком мало, сбивала бы его с толку.

После отъезда Конклина в Лэнгли он, вернувшись в отель, приступил к составлению списка первоочередных задач и основных направлений, по которым должна осуществляться намеченная ими с Алексом операция. Работа успокаивала его. Будучи фактически прологом предстоящих действий, она заставила его концентрировать внимание не столько на причинах, по которым он вносил в свой план тот или иной пункт, сколько на самих этих пунктах, и это было благом для него: размышления над причинами покалечили бы его рассудок столь же безжалостно, как мина — правую ногу Конклина. Об Алексе он старался не думать: в их отношениях слишком многое было неопределенно, и говорить о том, куда приведет их встреча — к совместной ли борьбе или в тупик — пока что не имело смысла. Правда, из этого вовсе не следовало, что Дэвид не знал, как вести себя с Конклином. Относительно бывшего своего противника он уже вынес окончательный, не подлежащий пересмотру вердикт: помощника лучше, чем Конклин, ему не найти. Искусный стратег, Алекс тщательнейшим образом обдумывал каждый шаг и заранее предугадывал все его возможные последствия.

Звонить Конклину Дэвид не мог. Когда они расставались, Алекс предупредил его, что не успеет он войти в кабинет руководителя службы безопасности при Госдепартаменте, как оттуда немедленно позвонят куда положено и оба его секретных телефона — один в Лэнгли, другой у него на квартире — тут же будут поставлены на прослушивание.

Опасаясь, как бы его не задержали на работе, Конклин решил не ходить сегодня на службу. С Дэвидом же он встретится уже в аэропорту, за полчаса до его отлета в Гонконг.

— Ты уверен, что за тобой нет слежки? — спросил он Уэбба. — А я вот нет. Они уже ввели тебя в свою программу, и, когда кто-то сидит у коммутатора, он не сводит глаз с нужного номера.

— Может, перейдешь на английский? Или на мандаринское наречие? Я немного знаю и то и другое. Зато в той белиберде, которую ты несешь, разобраться не могу.

— Поставить микрофон под твою кровать — пара пустяков для них. Надеюсь, ты и сам догадываешься об этом.

Воспользовавшись тем, что никаких контактов до встречи в здании аэропорта Даллеса не планировалось, Дэвид отправился в специализированный магазин на Вайоминг-авеню и сейчас стоял у кассы. Чтобы не таскать за собой чемодан, он решил купить большую легкую сумку, куда переложил лишь кое-что из своей одежды: громоздкая кладь доставляет уйму хлопот, и, кроме того, есть немалый риск, что после посадки ему придется потерять Бог знает сколько времени, прежде чем он получит в багажном отделении свои вещи. И уж конечно крайне глупо брать с собой здоровенный чемодан на колесиках, если не желаешь привлекать к себе внимания остальных пассажиров, летящих, как и он, вторым классом.

Купить все, что ему вдруг понадобится потом, он сможет практически в любом месте, куда занесет его судьба. Для этого надо только заблаговременно запастись деньгами, и немалыми: они всегда пригодятся. Руководствуясь этим соображением, он вознамерился посетить расположенный на Четырнадцатой улице банк.

За год до этого, пока правительственные эксперты выясняли, что же все-таки сохранила его память, Мари быстренько, не извещая никого о том, изъяла вклады Дэвида в цюрихском банке «Гемайншафт», а также и депозиты на имя Джейсона Борна, которые хранились в Париже. Деньги она отправила телеграфом на Каймановы острова [35] , одному канадскому банкиру, которого знала, и открыла там секретный счет. Оценив ущерб, причиненный ее мужу официальным Вашингтоном, по вине которого он перенес неисчислимые физические страдания, чуть было не потерял рассудок и не лишился жизни, поскольку все остались глухи к его зову о помощи, она легко взяла на мушку правительство. Если бы Дэвид решил обратиться в суд, — а как бы то ни было, он мог всегда это сделать, — любой сообразительный адвокат согласился бы поддержать иск по возмещению убытков на сумму десять миллионов долларов, чтобы получить за это дело свои пять процентов.

35

Каймановы острова — острова в Карибском море, к северо-западу от острова Ямайка, принадлежат Великобритании.