Превратности судьбы
Шрифт:
– Покарауль мои вещички, я только сбегаю в туалет в университет.
И, не спеша, направилась к мостику через канал, на котором люди, до сих пор спокойно наблюдающие за плавающими птицами, вдруг стали энергично перемещаться. Краем глаза Инга отметила это движение и, чувствуя приближение какой-то неотвратимой беды, пыталась успокоить себя, находя ответы на задаваемые самой себе вопросы: «Почему эта девушка пошла в университет, ведь это далеко? – Но, ведь она студентка и наверняка знает, что там бесплатный и более комфортный туалет. Возможно, именно там она и возьмет нужный товар.» «Но, почему оставила свой рюкзачок? – Чтобы я была уверена, что она вернется назад с товаром.»
В следующее мгновение Ингу схватили цепкие руки. Двое молодых мужчин, одетых в штатское, тут же стали ей задавать вопросы:
– Что
Инга, застигнутая врасплох, тем не менее заметила, что в подобной же ситуации находится и девушка – студентка, и пара, отправившая ее на театральную площадь. Она, будучи почти что уже дипломированным юристом, отдавала себе отчет во всем происходящем. Стараясь объяснить свое нахождения на театральной площади, она на все вопросы отвечала только правду.
Дальше события развивались молниеносно. Всех задержанных посадили в полицейскую машину и доставили в полицию для выяснения обстоятельств. Находясь в полиции, Инге удалось взять себя в руки, и уже следователю, по возможности спокойно, рассказать о своей ситуации. Ей показалось, что молодой человек, ее допрашивающий, отнесся к ней с пониманием. Но, чуть позже, на очной ставке, оказалось, что ее ответы не совпадают с ответами ее «новых знакомых». Парень со своей подругой утверждали: они – иностранцы, Ингу видят впервые и раньше не были с ней знакомы. Подошли к ней сами, интересуясь, где лучше и подешевле можно пообедать в Старой Риге. Нашлись и свидетели, которые слышали, как ребята благодарили Ингу за совет. Задержанная девушка – студентка, утверждала: она в перерыве между лекциями, оставив свои вещи в аудитории, выбежала чуть – чуть позагорать. А когда ее остановили, она спешила на пару. Ингу не знает и видит впервые. Рюкзак не ее. При этом, она возмущенно требовала проверить ее показания у однокурсников и поискать ее отпечатки на сумке. Все объяснения «новых знакомых» Инги выглядели более убедительно, чем то, что утверждала она. И, когда в рюкзаке нашли большое количество аккуратно сложенных пакетиков с каким-то порошком, и на нем обнаружили только ее отпечатки, то предъявили Инге обвинение в хранении и распространении наркотиков. Все ее объяснения и ссылки на больного мужа, ожидающего ее дома, всерьез даже и не принимались. Она судорожно искала выход из ситуации, и его не находила. Вечером ей была предоставлена возможность сделать один звонок. Естественно, она позвонила домой. Трубку взяла Димина мама. Выслушав Ингу, та с раздражением в голосе спросила:
– И чем же в этой ситуации я могу тебе помочь? За внучкой присмотрю, а вот свои проблемы давай решай сама. Меня во все это не вовлекай, – и тихо добавила: – Это – тебе наказание за моего сына, которого ты не только не уберегла, а даже сама упекла в психушку.
Первую ночь все задержанные провели в одной камере. Новые знакомые, прекрасно отыгрывая свою роль, вели себя по отношению к Инге очень корректно и спокойно. Возмущаясь несправедливостью полиции, они с укоризною смотрели на Ингу. Своим видом, как бы, всем показывая: «Ну зачем ты на нас наговариваешь? Ведь мы такие «белые и пушистые», мы никакого отношения к наркотикам не имеем и никогда не будем иметь!» Инга, понимая всю бесполезность взывать этих людей к совести, не опускалась до объяснения с ними. На следующей день всех развели по разным камерам, и больше она о них до суда ничего не слышала.
Дело в суд было передано мгновенно. Все доводы и объяснения, как ее, так и адвоката, предоставленного для ее защиты, опроверг результат обыска в квартире. Там, среди книг по юриспруденции, были найдены пакетики с героином. «Как они там оказались? И почему героин? Ведь, Дима употреблял более легкие наркотики? Вряд ли он знал о наличии этих пакетиков, иначе давно бы ими воспользовался. Или я чего-то не знала?» – недоумевала Инга.
По версии обвинения выходило: все, из того, что она утверждала, правдой было лишь то, что ее муж – наркоман. Более того, из записи вызова скорой помощи следовало, что в то злополучное утро она сама вызвала «скорую» для своего мужа. Инга не могла понять, почему ее подруга представилась врачам скорой помощи женой больного. «Видимо, Диме было так плохо, что Марта, вызывая скорую помощь и боясь отказа, была просто вынуждена так поступить,» – старалась, в оправдание своей подруги, объяснить случившееся Инга.
На предварительном следствии Марта подтвердила
В результате:
Приговор – три года тюремного заключения в колонии общего режима. Апелляция была отклонена.
Принудительное лечение Димы.
Расторгнутый брак Инги с Димой.
Опека над ребенком передана бабушке, Диминой маме.
2.
Жизнь в колонии особенно тяжела для тех, кого некому поддержать. Инга относилась именно к такому разряду заключенных.
Ее мама с младшим братиком и отчимом, оставив ее на попечение бабушки, уехали на постоянное место жительство в Израиль, когда ей было всего шестнадцать лет. После их отъезда, она свою маму видела лишь один раз, на похоронах бабушки. Затем, появился Дима, родилась Кристина. Все закрутилось, завертелось: ребенок, муж, институт, работа…
Ее самые родные люди старались обустроить свою жизнь в Израиле, а Инга этим же занималась в Латвии. Так что, в колонии никакой поддержки от родных она и не ждала, разве что их редкие письма.
Вначале, считая лучшую свою подругу Марту предательницей и виновницей вынесенного ей столь строгого приговора, она сама отказывалась от встреч с ней. Но, та, завалив ее письмами, умоляла простить, объясняя свою неявку в суд какими-то мистическими обстоятельствами.
Она в тот злополучный день работала в парикмахерской одна. Клиентка, позвонившая в парикмахерскую по городскому телефону, поинтересовалась наличием в их салоне определенного типа краски для волос. Марта, пытаясь это выяснить, зашла в кладовую, где хранились все материалы. Дверь в кладовую неожиданно захлопнулась. Из плена ее вызволила лишь коллега, пришедшая ей на смену. В результате, на суд Марта опоздала. Интересно, что несмотря на то, что в салоне никого не было, и внешняя дверь долго оставалась открытой, ни у нее в сумочке, ни в парикмахерской ничего не пропало.
Марта была единственным человеком, кто добивался встреч со своей подругой. Инга со временем смягчилась, поверив в эту, для всех малоправдоподобную, историю. Подруга стала единственным звеном, связывающим ее с внешним миром.
От нее она узнала, что свекровь передала опеку над Кристиной Анне, соседке по квартире. Инга с Анной была хорошо знакома и, можно даже сказать, находилась с той в приятельских отношениях. Анна была лет на десять ее старше, не замужем, своих детей не имела, работала главным администратором фешенебельной гостиницы города. Была милой, обеспеченной, ухоженной молодой дамой, и часто, чисто по-соседски, захаживала к Инге в гости. К Кристине у нее было какое-то особое отношение. Она часто сама предлагала Инге посидеть или погулять с малышкой. Всех это устраивало. Инга пользовалась этим и много раз обращалась к той с просьбой, присмотреть за ребенком. И вот теперь эта Анна, выйдя замуж за итальянца, не только оформила опеку над Кристиной, но и получила разрешение вывезти ребенка в Италию.
Инга, имея за плечами пять лет юридического образования, понимала: все это – незаконно. Ведь родительских прав никто ее не лишал. А опека бабушки была временной и действовала лишь до ее освобождения из заключения. Социальные органы не имели права позволить вывезти ребенка за границу без ее согласия. «Деньги! Наверняка здесь замешены деньги! – с горечью думала она. – Буду бороться. Ведь Кристина – то единственное, что у меня осталось, и что придает мне силы выдержать такое несправедливое, совершенно мною незаслуженное, наказание.»