Прежде, чем их повесят
Шрифт:
Ясно, что это был не человек.
— Вот! — торжествующе воскликнул Поулдер. — Теперь говорите, что моя дивизия не воевала! Этих… существ были сотни! Тысячи, и они сражались как бешеные! Мы с большим трудом удержали позиции, и ваше счастье, что удержали! И я требую! — Он начал заводиться. — Я требую! Требую! — он уже визжал, багровея. — Требую извинений!
Глаза Кроя задергались от непонимания, от гнева, от досады. Губы дрогнули, челюсть заходила, кулаки сжались. Понятно, что в уставе ничего не написано про подобные случаи.
— Я требую встречи с маршалом Берром, — отрезал он.
— И я! — пронзительным голосом крикнул Поулдер, решив не дать себя обойти.
— Лорд-маршал… — губы плохо слушались Веста. У него не осталось идей. Никаких стратегий, никаких уловок, никаких планов. — Он… — Ему не удастся отступить через броды. Ему конец. Скорее всего, он сам попадет в исправительную колонию. — Он…
— Я здесь.
К чрезвычайному изумлению Веста, Берр стоял у входа в свою палатку. Даже в сумерках казалось очевидным, что он серьезно болен. Лицо было пепельно-серым, на лбу выступил пот. Вокруг запавших глаз темнели круги. Губы дрожали, ноги ослабли, и маршал вцепился в опорный шест для поддержки. Вест видел темное пятно спереди его мундира, которое очень напоминало кровь.
— Боюсь, я был не совсем здоров во время битвы, — хрипло сказал он. — Видимо, что-то съел. — Его рука на шесте задрожала, и Челенгорм притаился у плеча маршала, готовый подхватить его, но нечеловеческим напряжением воли лорд-маршал устоял на ногах. Вест беспокойно взглянул на разъяренное сборище, прикидывая, что они могут сделать с этим ходячим трупом. Но два генерала так были захвачены своими склоками, что не обращали внимания на состояние Берра.
— Лорд-маршал, я заявляю протест в отношении генерала Поулдера…
— Сэр, я требую, чтобы генерал Крой принес извинения…
Лучшей формой защиты Вест счел немедленную атаку.
— В соответствии с обычаями, — вклинился он, повысив голос до предела, — первым делом мы поздравляем командира с его победой!
Вест начал аплодировать, медленно и отчетливо. Пайк и Челенгорм немедленно присоединились. Поулдер и Крой обменялись ледяными взглядами и тоже подняли ладони.
— Разрешите мне первым…
— Самым первым поздравить вас, лорд-маршал!
К генералам присоединились их офицеры и остальные, собравшиеся у палатки, и вскоре повсюду гремели приветственные возгласы.
— Ура лорду-маршалу Берру!
— Лорд-маршал!
— Победа!
Сам же Берр содрогался и дрожал, прижав руку к животу; его лицо превратилось в маску боли. Вест ушел в тень, подальше от внимания, подальше от славы. Его это нисколько не интересовало. Все висело на волоске, он знал это. Руки тряслись, во рту ощущалась горечь, перед глазами все плыло. Он услышал Поулдера и Кроя, которые уже снова принялись спорить, словно раскрякались две злобные утки.
— Необходимо выступать на Дунбрек немедленно. Быстрая атака, пока они ничего
— Ха! Глупость! Крепость отлично защищена. Необходимо окружить ее и готовиться к длительной…
— Ерунда! Моя дивизия может взять ее хоть завтра!
— Чушь! Нужен подкоп! В вопросах осады крепостей я особенно силен.
И так далее, и так далее. Вест потер кончиками пальцев уши, пытаясь заглушить голоса, и наступил в грязь. Еще несколько шагов — и он обогнул каменистый выступ, прижался к нему спиной и медленно начал сползать вниз. Он сползал, пока не опустился на корточки в снег, обнимая колени. Так он привык сидеть в детстве, когда отец приходил сердитый.
Внизу в долине, в опускающейся тьме были видны люди, обходящие поле битвы. Уже начинали копать могилы.
Заслуженная кара
Недавно шел дождь, но уже перестал. Мостовая на площади Маршалов начала подсыхать — плитки становились светлыми по краям и темные от воды в центре. Луч мутного солнца наконец пробил тучи и теперь играл на ярком металле цепей, свисавших с деревянной рамы, на лезвиях, на крючьях и щипцах разных инструментов на своей стойке.
«Прекрасная погода для зрелища, я полагаю. Это будет целое событие. Конечно, если вас зовут не Тулкис — иначе именно его стоило бы пропустить», — рассуждал Глокта.
Толпа, несомненно, жаждала волнующего зрелища. Широкая площадь наполнилась гулом, в котором было все: возбуждение и гнев, счастье и ненависть. Места для публики были забиты уже до отказа, и подходили новые зрители. Но зато было вдоволь места в правительственной ложе — отгороженной и хорошо охраняемой — у самого эшафота.
«В конце концов, элита должна получать лучшее». Через плечи зрителей переднего ряда он мог видеть кресла, где сидят члены закрытого совета. А если встать на цыпочки — на такую операцию он не часто отваживается, — можно увидеть, как легкий бриз грациозно играет белой шевелюрой архилектора.
Глокта искоса взглянул на Арди. Она сердито хмурилась на эшафот, прикусив нижнюю губу.
«Подумать только. Было время, я водил молодых женщин в лучшие заведения в городе, в Сады наслаждений на холме, на концерты в Зал Шепотов или прямо к себе домой — конечно, если думал, что справлюсь. Теперь я вожу их на казнь».
Он почувствовал, что еле заметно улыбается самым уголком рта.
«Ну да, все меняется».
— Как это будет? — спросила она.
— Его повесят и выпотрошат.
— Что?
— Его поднимут на цепях, обвязанных вокруг запястий и шеи — не слишком туго, чтобы он не умер от удушения. Затем его вскроют лезвием и постепенно вытащат кишки. Его внутренности покажут толпе.
Она сглотнула.
— А он будет жив?
— Возможно. Трудно сказать. Зависит от того, как палач знает свое дело. В любом случае долго он не проживет.