Прежде чем их повесят
Шрифт:
Длинноногий откашлялся.
— Ранение, несомненно, серьезное, но мне кажется, я могу показать кое-что похуже.
Он взялся за свою грязную штанину, подтянул ее до самого паха и повернул жилистую ляжку к свету костра. Его нога в этом месте представляла собой безобразную массу сморщенной зарубцевавшейся плоти. Даже Логен вынужден был признать, что впечатлен.
— Черт побери, откуда это у вас? — спросил Луфар слабым голосом.
Длинноногий улыбнулся.
— Много лет назад, когда я был еще юношей, наш корабль потерпел крушение, и шторм отбросил меня к берегам Сулджука. Целых девять раз за мою жизнь Бог считал нужным окунуть меня в свой холодный океан в плохую погоду.
— Рыба? — пробормотала Ферро.
— Поистине. Громаднейшая и свирепая рыба. Пасть у нее была широкая, как дверной проем, а зубы острые, как ножи. Мне повезло: резкий удар по носу, — он рубанул воздух ребром ладони, — заставил рыбину разжать челюсти, а затем случайное течение вынесло меня на берег. Я был дважды благословен, найдя среди туземцев сочувственно настроенную даму, позволившую мне восстановить силы в ее жилище, ибо жители Сулджука, как правило, относятся к чужестранцам весьма подозрительно. — Он блаженно вздохнул. — Вот как мне довелось выучить их язык. В высшей степени одухотворенные люди. Бог благосклонен ко мне. Воистину.
Все немного помолчали.
— Ручаюсь, у тебя есть истории и получше, — ухмыльнулся Луфар, глядя на Логена.
— Ну… меня как-то раз укусила злая овца, но от этого не осталось даже шрама.
— А как насчет пальца?
— Насчет пальца? — Он взглянул на обрубок, покачал им взад и вперед. — А что насчет пальца?
— Как ты его потерял?
Логен нахмурился. Ему не очень-то нравился такой поворот разговора. Слушать об ошибках Байяза — это одно, но копаться в своих собственных он не собирался. Мертвые видят, он совершал большие ошибки. Но все уже смотрели на него, и нужно было сказать что-нибудь.
— Я потерял его в бою. Рядом с одним местом, которое называется Карлеон. Я тогда был молодой, горячий. Имел глупую привычку соваться очертя голову в самую гущу схватки. И вот когда я оттуда вылез, пальца уже не было.
— Слишком увлекся, — подсказал Байяз.
— Вроде того. — Он нахмурился и мягко потер обрубок. — Странное дело. Я еще долго чувствовал потом, как он чешется, самый кончик. Просто с ума сходил. Как почесать палец, которого нет?
— Было больно? — спросил Луфар.
— Поначалу ужасно больно, но были у меня и другие раны, вдвое хуже.
— Например?
Тут надо было подумать. Логен поскреб щеку, перебирая в памяти все часы, дни и недели, когда он лежал израненный и окровавленный, вопя от боли. Когда он еле ходил и с трудом мог отрезать себе мяса перебинтованными руками.
— Ну, как-то раз мне рубанули мечом поперек лица, — проговорил он, ощупывая выемку на ухе, проделанную Тул Дуру. — Крови тогда вытекло черт знает сколько. А однажды чуть не выбили глаз стрелой. — Он потер шрам в виде полумесяца под бровью. — Потом несколько часов вытаскивали все щепки. А еще на меня как-то упал здоровенный каменюга, это было при осаде Уфриса. В самый первый день. — Он почесал затылок, нащупав под волосами неровные бугры. — Разбил мне череп, а заодно и плечо.
— Неприятно, — заметил Байяз.
— Ну, я сам виноват. Этим обычно и кончается, когда пытаешься разворотить городскую стену голыми руками.
Луфар изумленно уставился на него, и Логен пожал плечами.
— Не получилось. Я же сказал, в молодости у меня была горячая голова.
— Удивляюсь только одному — почему ты не попытался прогрызть ее зубами.
— Скорее всего, я бы так и сделал, если бы на меня не сбросили камень. По крайней мере, зубы остались целы. Два месяца после этого я лежал на спине и стонал, пока они
Все вглядывались и пытались понять, на что он указывает. Небольшой шрам сразу под нижним ребром, во впадинке сбоку от желудка.
— Совсем маленький, — заметил Луфар.
Логен неловко развернулся, чтобы показать им спину.
— Вон там остальное, — пояснил он, тыча большим пальцем туда, где находилась гораздо более крупная отметина возле позвоночника.
Повисла долгая пауза. Все молча пытались понять то, что увидели.
— Прямо насквозь? — пробормотал Длинноногий.
— Прямо насквозь. Копьем. Это был поединок с человеком по имени Хардинг Молчун. Мне тогда чертовски повезло, что я выжил.
— Если это был поединок, — проговорил Байяз, — почему ты остался жив?
Логен облизнул губы. Во рту стояла горечь.
— Я его побил.
— Насквозь пронзенный копьем?
— Я и не заметил. Только потом понял.
Длинноногий и Луфар недоверчиво переглянулись.
— Кажется, такое трудно не заметить, — произнес навигатор.
— Да, вроде бы. — Логен запнулся, подбирая слова, чтобы выразиться помягче, но помягче не получалось. — У меня бывает иногда… ну, порой я не совсем осознаю, что делаю.
Долгая пауза.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Байяз.
Логен сморщился. Все хрупкое доверие, которое он выстраивал на протяжении последних нескольких недель, грозило рухнуть у него на глазах, но он не видел выбора. Врать он никогда не умел.
— Когда мне было лет четырнадцать, мы с моим другом повздорили. Даже не помню, из-за чего. Помню, я очень разозлился. Помню, что он меня ударил. А потом я стоял и глядел на свои руки. — Он посмотрел на свои ладони, они бледно светились в полумраке. — Я задушил его. До смерти. Не помню, как я это сделал, но, кроме меня, там никого не было, и у меня под ногтями была его кровь. Я втащил его на скалы, сбросил оттуда головой вниз и сказал, что он упал с дерева и умер. Все мне поверили. Его мать плакала, но что я мог поделать? Это был первый раз, когда это случилось. — Логен чувствовал, что все глаза устремлены на него. — Еще через несколько лет я едва не убил своего отца. Ударил его ножом, когда он ел. Не знаю почему. То есть вообще не имею представления. К счастью, он выжил.
Он заметил, что Длинноногий беспокойно отодвигается в сторону, и его можно было понять.
— Как раз в ту пору шанка начали нападать чаще, чем обычно. Тогда мой отец послал меня на юг, за горы, искать помощи. Там я нашел Бетода, и он обещал мне помочь, если я стану драться за него. Я-то был только рад, дурень, но войны все продолжались и продолжались, без конца. И чего только я ни делал на этих войнах… точнее, мне говорили, что я это делал. — Логен тяжело вздохнул. — Я убивал друзей. Что я делал с врагами — вам стоило бы на это взглянуть. И главное, мне нравилось! Нравилось сидеть первым у костра, смотреть на людей и видеть их страх, когда никто не отваживался посмотреть мне в глаза. Однако дела мои шли все хуже и хуже. Наконец я вообще перестал понимать, кто я такой, и большую часть времени не знал, что я творю. Иногда я видел, что происходит, но все равно не мог ничего изменить. Никто не знал, кого я убью следующим. Они все были готовы наложить в штаны от страха, даже Бетод, а больше всех боялся я сам.