Прежде чем их повесят
Шрифт:
— Библиотека… — пробормотал Логен вполголоса.
По мнению Джезаля, здание совсем не было похоже на библиотеку.
— Ты уверен?
— Великая Западная библиотека, — провозгласил Байяз. Он вместе со спутниками пересек разрушенную площадь в тени трех ветхих башен. — Здесь я сделал первые нетвердые шаги по пути искусства. Здесь учитель поведал мне первый закон. Он повторял его снова и снова, пока я не выучил его наизусть на каждом из известных языков. Это было место учения, место чудес и величайшей красоты.
Длинноногий зацокал языком.
— Время его не пощадило.
— Время ничего не щадит.
Их проводник что-то коротко сказал
— Здесь никто тебе не поможет, — заметил первый из магов, глядя вслед поспешно удаляющемуся крестьянину, затем поднял посох и трижды сильно ударил по двери.
Последовала долгая тишина.
— Библиотека? — услышал Джезаль вопрос Ферро. Очевидно, она не знала этого слова.
— Книги, — отозвался Логен.
— Книги! — фыркнула она. — Пустая трата времени!
С той стороны двери раздались невнятные звуки: кто-то шел из глубины здания, раздраженно бормоча. Вот лязгнули и заскрежетали запоры, обшарпанная дверь со скрипом растворилась. На пороге, изумленно уставившись на гостей, стоял человек весьма преклонных лет, с согбенной спиной. На его губах застыло ругательство, тонкая свечка в руке бросала сбоку жидкий свет на морщинистое лицо.
— Я Байяз, первый из магов, и у меня есть дело к Конейль.
Слуга продолжал таращить глаза. Джезаль почти ждал, что из его раскрытого рта потечет струйка слюны. Посетители явно не ходили сюда толпами.
Единственная мигающая свечка явно не справлялась с освещением просторного зала, открывшегося за дверью. Массивные столы прогибались под тяжестью стопок книг. Вдоль стен до самого верха вздымались полки, теряясь в затхлой темноте под потолком. Тени скользили по корешкам кожаных переплетов всех размеров и цветов, по кипам пергамента, по свиткам, небрежно сложенным в шаткие пирамиды. Свет блестел на серебряном тиснении, на золотых окладах, на тусклых драгоценных камнях, вделанных в переплеты томов устрашающего размера. Длинная лестница, перила которой были отполированы прикосновением бесчисленных рук, а ступеньки истерты шагами бесчисленных ног, изящным изгибом спускалась в центр этого массива ветхих знаний. На всех поверхностях толстым слоем лежала пыль. Гигантская клейкая паутина запуталась в волосах Джезаля, когда он переступал через порог, и он безуспешно пытался стряхнуть ее, скривив лицо от отвращения.
— Хозяйка уже почивает, — просипел привратник со странным акцентом.
— Так разбуди ее, — отрезал Байяз. — Время позднее, а я спешу. Нам некогда…
— Так, так, так. — На лестнице появилась женщина. — Должно быть, время действительно позднее, если старые любовники стучатся в мою дверь.
Низкий голос, густой как патока. Она с преувеличенной медлительностью сошла вниз по ступенькам, ведя длинными ногтями по изгибу перил. На вид это была женщина среднего возраста: высокая, стройная, изящная, одну половину ее лица скрывала прядь длинных черных волос.
— Сестра. Нам нужно срочно кое-что обсудить.
— Да что ты говоришь?
Джезалю был виден один ее глаз: большой, темный, с тяжелым веком, покрасневший, словно женщина плакала. Томно, лениво, почти сонно она обвела взглядом их группу.
— Ах, как все это утомительно!
— Я устал, Конейль, и мне не нужны твои игры.
— Мы все устали, Байяз. Мы все ужасно устали. — Она театрально вздохнула, дошла до подножия лестницы и направилась к ним по
— Это было очень давно. Все меняется.
Ее лицо внезапно исказилось от гнева.
— Все гниет, ты хочешь сказать!.. Впрочем, — ее голос опять смягчился, понизился до полушепота, — мы, остатки великого ордена магов, должны хотя бы вести себя культурно. Идем же, мой брат, мой друг, мой милый. Нет необходимости спешить. Уже поздно, и вам всем надо смыть с себя дорожную грязь, выбросить вонючие тряпки и переодеться к обеду. Поговорить мы сможем и потом, за едой, как принято у цивилизованных людей. Мне так редко доводится принимать гостей! — Она скользнула мимо Логена, окинув его сверху донизу восхищенным взглядом. — А ты привел мне таких суровых гостей… — Ее взгляд остановился на Ферро. — Таких необычных гостей. — Она подняла руку и провела длинным пальцем по щеке Джезаля. — Таких красивых гостей!
Джезаль окаменел от смущения и не знал, как отвечать на подобную вольность. Вблизи он увидел седые корни ее черных волос — без сомнения, крашеных. Гладкая кожа была покрыта морщинками и имела желтоватый оттенок — без сомнения, густо припудренная. Подол белого одеяния был грязным, а на рукаве выделялось пятно. Она оказалась такой же старой, как Байяз, или еще старше.
Конейль взглянула в тот угол, где стоял Ки, и нахмурилась.
— Что это за гость, я пока не уверена… однако все вы желанные гости в Великой Западной библиотеке. Желанные гости…
Джезаль заморгал и уставился в зеркало; бритва застыла в его руке.
Несколько мгновений назад он размышлял об их путешествии, которое наконец приближалось к завершению, и поздравлял себя с тем, что приобрел за время пути. Выдержка и понимание, отвага и самопожертвование. Он осознавал, как он вырос. Как сильно изменился. Но сейчас поздравления показались ему неуместными. Возможно, отражение в древнем зеркале выходило темным и искаженным, однако не могло быть сомнений в том, что лицо Джезаля безнадежно испорчено.
Прекрасная симметрия исчезла навсегда. Безупречная челюсть была скошена влево и казалась более тяжелой с одной стороны, благородный подбородок некрасиво выдавался вбок. Шрам начинался тонкой линией у верхней губы, но на нижней раздваивался и безжалостно вгрызался в нее, оттягивая рот вниз и придавая лицу такое выражение, будто Джезаль постоянно и безобразно ухмылялся.
Как он ни старался, ничто не помогало. Улыбка лишь ухудшала положение, открывая выбитые зубы, более уместные у кулачного бойца или бандита, чем у офицера личной королевской охраны. Оставалось надеяться только на то, что он умрет по пути назад и никто из старых знакомых не увидит Джезаля дан Луфара обезображенным. Воистину, слабое утешение! Единственная слеза капнула в тазик с водой. Затем Джезаль судорожно вдохнул и вытер мокрую щеку тыльной стороной предплечья. Он выпятил челюсть — такую, какой она стала, с ее новой необычной формой, — и твердой рукой сжал бритву. Все уже случилось, и пути назад нет. Возможно, он стал уродливее, но одновременно он стал лучше, а в конце концов, как сказал бы Логен, он все еще жив. Эффектно взмахнув бритвой, Джезаль принялся скрести клочковатую поросль на щеках, около ушей, на горле. Волосы на губе, подбородке и вокруг рта он оставил как есть. Борода не помешает, размышлял он, насухо вытирая бритву. Хоть как-то прикроет уродство.