Прежде чем сдохнуть
Шрифт:
— Я хочу, чтобы ты была живой и здоровой. Это самое важное для меня.
— Я буду, сын, не бойся. Обещаю тебе.
— И все-таки возьми ключи от своей квартиры. Ты можешь вернуться туда в любой момент, — Петя выложил на стол ключи. – У тебя есть дом. И у тебя есть семья. Помни об этом, пожалуйста. И ты очень дорогой и родной мне человек, мам. И…, – он запнулся, слова давались ему тяжело, в нашей семье не были приняты сантименты. – Я люблю тебя, мам, – наконец выдохнул мой сын.
— Я тоже тебя люблю. Очень, – призналась я.
Мы обнялись, как умели. Мне кажется,
Я забрала ключ. Он был отдан мне от всей души, и от него нельзя было отказаться. Этим я плюнула бы сыну в душу. Я это по–чувствовала. Я начала чуть–чуть чувствовать своего ребенка.
Федькины люди уже пригнали мою машину, которую я вчера бросила у него на служебной стоянке, прямо к подъезду. Все-таки в отдельных случаях и для некоторых людей наши правоохранительные органы бывают очень фрэндли.
Я стояла в дверях с чемоданом.
— Петь, только один вопрос, – как бы между делом спросила я, застегивая босоножки. – Танька уже знает, что я знаю про нее, Сашку и Катьку?
— Знает, – замявшись, ответил сын. – Мы терялись в догадках, что с тобой происходит, и на всякий случай предупредили ее.
Мало ли что…
— Понятно. Боялись, что я поймаю ее и вскрою вены? – усмехнулась я. – Не боись! У меня нет в планах бить ее по роже и насильничать. Я успокоилась. Но, честно говоря, даже когда я была на взводе, меньше всего мне хотелось ударить ее.
Я действительно успокоилась. Мысли мои приобрели весьма миролюбивое направление. Я больше не склонна была кого-либо винить за то, как сложилось мое прошлое. Все вышло так, как вышло. Если какие-то люди, которых я считаю очень дорогими для себя, остались в прошлом, значит там и есть их место.
По–настоящему важных и необходимых как дыхание людей из своей жизни не отпускают.
Я еще не знала, как я теперь посмотрю Таньке в глаза, но я хотела это сделать. Я знала, что наша встреча после всего случившегося будет одной из самых ярких в моей жизни. И я хотела прожить ее в реальности один раз, а не проживать многократно в своих фантазиях. И нагнетать этими «воображаемыми встречами» напряжение в своем мозгу.
Словом, у меня было много относительно веских, а по большей части надуманных причин вернуться назад в пансион. На самом деле меня туда просто тянуло с неистовой силой. Ведь там я жила на полную катушку!
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
— Ну что, беглянка! – ввалилась ко мне в комнату Натка, когда я даже еще и переодеться не успела. – Мы не думали так сильно тебя пугать, чтоб ты пряталась от нас в лесах и тебя искали бы по всему бывшему Советскому Союзу. Пожалуй, мы перегнули палку.
— Вот еще! – буркнула я. – Не приписывай себе чужих заслуг.
Ваши мельтешения руками и ногами тут совершенно ни при чем. Спрятаться меня вынудили совершенно другие причины.
— Да ну?! – усмехнулась Натка так, как будто хотела сказать «ага, давай, заливай». – Что ж, тогда я рада, одним грузом на душе меньше.
Она смотрела на меня и улыбалась так, как будто бы мы были закадычными школьными подружками и только что вместе совершили какую-то веселую, но очень опасную шалость. Заговорщически так улыбалась.
Я не хотела поддаваться на эту дешевую разводку, но все-таки против воли повелась и тоже улыбнулась в ответ.
Тут нас прорвало, и мы обе начали ржать как подорванные. Наташка схватила с кровати подушку и бросила ею в меня. В ответ в нее полетело висевшее на спинке стула полотенце. Она ловко поймала полотенце на лету и вернула мне его бумерангом.
Подушка!
Полотенце!
Подушка! Вторая подушка! Облезлый плюшевый кот! Разом и подушка, и полотенце, и кот!
Натка цапнула пикирующую подушку и вместе с ней упала на кровать. Как будто бы я сбила ее, как кеглю в боулинге.
— Ты классная! – Натка облучила меня взглядом.
— Ты тоже ничего! – повела я бровью в ответ, падая рядом с ней.
Наверное, если бы одна из нас была мужиком, мы бы тут же занялись сексом. По крайней мере, все это живо напомнило мне, как мы точно так же мирились с мужем, когда ссора случалась из-за обоюдных косяков, и в ней не было явного виноватого. То есть извиняться надо было либо обоим сразу, либо никому.
— Правда, Сонька, я не думала, что мы так сильно тебя напугаем, – уже спокойно и очень душевно произнесла Натка. – Я во–обще не ожидала, что Нина такую немотивированную рьяность проявит. Я и не подозревала, что она на такое способна.
— Да ладно, проехали, – отмахнулась я. – Не из-за вас я так глубоко закопалась и психанула. Тут совсем другой сюжет.
И я со смешками и деланной абстрагированностью рассказала Соколовой про свою неожиданно обнаружившуюся связь с Танькой. Так, как будто бы речь шла не обо мне, а я пересказывала ей ужасно забавную, нелепую, глуповатую комедию.
Наташка слушала, даже не моргая. Я произвела на нее впечатление. Мне было это приятно – я как будто прямо хвасталась перед ней: «Вот, мол, и у меня за душой есть сюжет! И у меня в жизни кое-что случалось и происходило! И я тоже жила!»
— Словом, очень смешная получилась история, – подбила я итог своей басни. – Когда я хотела соскочить из нашего чудесного брака, но не сделала этого просто потому, что мне стало жалко мужа – мол, как же я его брошу, ведь он меня так любит, – я ему как раз была «до лампочки». Ему было на меня наплевать. Он в это время делал ребенка на стороне. Вообще, когда я размышляла над всей этой ситуацией, мне стало ужасно интересно: вот ты столько раз бросала мужиков, от которых родила детей. Как тебе это удавалось? Ведь это так тяжело – оставить человека, который сказал тебе «люблю»! Меня удивляет, с какой легкостью ты бросала своих мужчин. С одной стороны, мне все ясно – ты просто не давала себе в них влюбиться. Но неужели тебе их совсем не жалко было? Ты же понимала, что причиняешь боль другому человеку? Они-то ведь тебя любили. Тот же Раф.