Прежде чем сдохнуть
Шрифт:
Жертва в ауте пьет «Ново–пассит» и бежит в лазарет залечивать душевные травмы. Ведь она не может даже по роже треснуть в отместку, выплеснуть ответную агрессию!
Такие разговоры могли продолжаться до утра. Каждая ее фраза казалась Натке достойной быть выбитой на мраморе ТаджМахала. Как будто вся мудрость мира сосредоточилась в ее черепной коробке. Но все-таки Натка пока еще оставалась милым пушистым 22–летним бельком. А вид беззащитного белька, как известно, в первую очередь будит в человеке инстинкт хищни-ка. Вызывает желание со всей дури огреть его багром по розовому носу
И пока Натка блаженствовала, развалившись в кожаных креслах эргономичной формы, и умничала, тучи над нею сгущались.
Тогда Натка, конечно, не понимала, что своей непроходимой наивностью сама провоцировала непреодолимое желание щелкнуть ее по носу. Человек, особенно наш, по природе своей деструктивен: на девственно–чистой перине сугроба его сразу тянет поваляться, натопать, а в довершение еще и фигурно выссать «Здесь был Вася». Упаковочная пленка с пупырышками тоже вызывает у человеков неодолимое желание давить эти пупырышки, выпуская из них воздух. Новорожденных котят принято кидать всем пометом в ведро с водой и топить. А того, который отчаяннее всех сопротивляется, царапается и визжит, с уважением из ведра вытягивают: «Ишь ты, этот какой ушлый да наглый. Пущай живет!»
Натка же тонула с удовольствием и азартом, счастливо зажмурившись. Проснувшись однажды поутру на кожаной психотерапевтической кушетке голышом, она сочла себя победительницей. Она почему-то была уверена, что уже давно завоевала душу психотерапевта Жени, а теперь он отдался ей и телом.
Литераторша полагала, что раз уж они столько часов проговорили о любви, о душе, о вечном, о людях, о личном, о ней, то, конечно же, между ними глубокая и настоящая связь. Ведь со случайными людьми так «качественно» не общаются. Она как-то не заметила, что все эти долгие часы говорила в основном она и что она вообще мало что знает про Женю, кроме того что он умеет грамотно формулировать «открытые» вопросы.
Она даже нисколько не удивилась и не испугалась, когда тест на беременность показал две полоски. Скорее обрадовалась и начала прислушиваться к себе в поисках перемен и нового ощущения себя. Насторожилась она только тогда, когда в ответ на новость о беременности Женя вместо ожидаемых ею восторгов и безумств эйфории снова довольно сухо задал такой привычный для него «открытый» вопрос:
— И что ты чувствуешь по этому поводу?
— Как что? – опешила Наташа. – Зачем ты так спрашиваешь?
Разве ты не рад?
— Что тебя настораживает и пугает в связи с беременностью?
— Женя! Это твой ребенок! – вполне игриво и шаловливо погрозила пальчиком Наташа. – Заканчивай эти игры! Я хочу услышать, что ты рад ему так же, как я!
— Ты говоришь, что рада ребенку. Какое значение имеет для тебя – рад ли ему еще кто-то кроме тебя?
— Ты издеваешься?! – Натка потерялась. Она больше не чувствовала себя такой всесильной всезнайкой, держащей жизненный поток в подчинении, как еще пару недель назад. Она не понимала, что происходит. – Зачем ты задаешь все эти дурацкие во–просы? Что ты хочешь сказать?
— Почему ты считаешь вопросы о ребенке дурацкими? Ты считаешь, что ребенок – это не повод задумываться и задавать вопросы?
— Ответь мне просто «да» или «нет»! Ты с нами или нет? Ты разве не счастлив тому, что у нас будет ребенок?
— Почему для тебя так важно, будут ли другие люди рады появлению твоего ребенка? Или ты откажешься от него, если найдется человек, который скажет, что ему твой ребенок не нужен?
— Что за бред ты несешь? Какое мне дело до каких-то других посторонних людей, если этот ребенок имеет отношение только к тебе и ко мне?
— Почему ты воспринимаешь будущего ребенка только как приложение к себе и считаешь, что он не имеет никакого значения для других людей, что его человеческая роль сводится только до твоей личной игрушки, которая будет забавлять тебя и меня?
Почему ты отказываешь ему в праве иметь значение, допустим, для человечества в целом? Ты считаешь, что ты не сможешь родить значительную, заметную, талантливую личность?
— Женя, о чем ты? При чем здесь какое-то человечество и какие- то «все», если речь идет о нас? О нас с тобой идет речь! – все еще цеплялась за слова Натка, но уже прекрасно все понимала.
Она уже прекрасно расслышала за всеми Женькиными глубокомысленными вопросами простые пять слов: «Мне не нужен этот ребенок». Она уже поняла, что он будет изо всех сил абстрагироваться от ситуации и делать вид, что его и рядом не лежало. Будет задавать много вопросов и умничать. Что он просто зассал. Что психотерапевт, к которому люди приходят за душевным здоровьем, сам глубоко патологичен.
— Ты должна ответить на один простой вопрос: хочешь ли ты ребенка как ребенка или ты хочешь его как средство, как «веревку», которой ты привяжешь его отца к себе?
— Все, Женя, с тобой все ясно.
— Если для тебя ребенок имеет самостоятельную ценность как он сам, то разве ты откажешься от него при каких бы то ни было обстоятельствах? А если он тебе нужен только «в комплекте» с мужчиной – то стоит ли при таких обстоятельствах рожать этого ребенка? Ведь если исчезнет, умрет, уйдет мужчина – то и ребенок для тебя потеряет ценность?
— Хватит софистики, – Наташка поняла, что здесь ее не ждет больше ничего, кроме банального засера мозга.
Она осталась один на один со своим интересным положением.
Ее технично слили, попытавшись внушить, что, чем закончится ее беременность, – это ее личный выбор. Истинное стремление не считается с чужими «нет» или «да». А есть ли у нее стремление к этому ребенку, может сказать только она сама. Женя так ловко жонглировал словами, что по любому ответственной за судьбу зародыша оставалась одна она – Наташка. Как будто бы она единолично его зачала.
Все-таки матка – это ужасное проклятье ответственностью. Здорово как бы и быть виновником, но всегда иметь возможность оправдать себя, умыть руки в случае, когда ты не мечтал о беременности, и сказать: «В конечном счете, при чем здесь я – на аборт-то пошла она». И это будет правдой. Право решать – это и есть власть. Так Наташка поняла, что она «право имеет».