Прежде чем сдохнуть
Шрифт:
— Ищем что? – неприятно посмотрел на меня Юрка и положил свой бумажный кирпичик из «оживляющих прокламаций» назад в стол.
— Не знаю что! Фотографии какие-нибудь! Письма! Дневники!
Что-то, что поможет понять, кому посвящены все эти восемь тысяч записок.
— Нет, Соня, мы не будем этого делать, – Юрка сурово перехватил мою руку, которой я шуровала в шкафу. – Ты сейчас же вернешь на место бумаги, которые стырила только что, и мы быстро отсюда выметаемся.
— Еще чего! – прошипела я. – И не подумаю!
— Соня! Мы так не договаривались. Мы пришли сюда за стихами. Нет стихов – нам здесь нечего делать. Не надо лезть в личное и очень личное.
Юрка беспардонно полез
Пока мы злобно пихались, драгоценное время утекало.
— Это важно! Ты не все знаешь! Выйдем отсюда, и я тебе все объясню, – пыталась я договориться.
Юрка не поддавался. Мы слишком замешкались. Нина могла в любой момент появиться на пороге. Она и появилась. И, кажется, даже не очень удивилась, застигнув нас врасплох.
— Я так и поняла, что меня нарочно выманили, – устало моргнула она короткими ресницами, созерцая наши потрепанные фигуры. Она почему-то даже не взбесилась. – Чаю будете, во–ришки?
Я поняла, что в этот раз она не собирается меня бить, и это вернуло мне бодрость и кураж.
— Не откажусь, – я делала вид, как будто ничего особенного не произошло.
А этот идиот Юрка тут же начал все портить, рассыпаться в извинениях и лебезить. Вот ссыкло! И это от него-то я ожидала крепкой мужской поддержки и защиты? Я злобно зыркнула на него, взглядом приказывая заткнуться. Я поняла, что мне срочно надо его слить. Выпроводить. Избавиться.
Он, похоже, тоже хотел убраться, но не знал, как бы половчее это сделать. Я облегчила ему задачу:
— Юра, я тебя втянула в эту историю. Ты даже не в курсе, во что ввязался. И, думаю, для нас всех будет лучше, если ты сейчас уйдешь. Отдуваться за эту ситуацию я должна одна.
Юра для проформы побрыкался, изображая рыцарство и высокие моральные принципы, но не слишком. И, облегченно вздохнув, закрыл за собой дверь. Напоследок он выразительно пронзил меня взглядом.
Мы с Ниной остались вдвоем.
— Ты можешь продолжить искать то, что тебе нужно, – не без издевки предложила Нина.
— Прости, – я наконец сочла нужным тоже извиниться. – Скажи, кто этот человек, о котором ты пишешь свои письма?
— Почему я должна тебе это рассказывать? – Нина смотрела так, что всякие игры, кокетство, полуправды делались неуместными.
— Потому что я хочу это знать. Мне почему-то кажется, что мне это важно знать. Еще потому, что я многое про тебя знаю. И я не верю, что ты отравила тех несчастных футболистов. (Нина едва заметно дернулась всем телом, но тут же взяла себя в руки.) А еще потому, что у меня есть одна вещь, в которой ты очень нуждаешься. И я должна понять, почему мне стоит тебе ее отдать.
— Что это за вещь?
— Я пока и сама не знаю, что это за вещь. Это бумаги. И они для тебя. Судя по всему, они ждали тебя много лет.
Нину после этих слов повело, как будто ей только что сделали спиртовую капельницу – она обмякла и растеклась по креслу.
Похоже, она и вправду очень ждала каких-то документов. Как все, однако, удачно сложилось!
— Ты их читала? – Нина прищурилась.
Я отрицательно покачала головой.
— Собственно, почему бы и не рассказать? Опасаться мне совершенно нечего. Я свое отсидела.
— Ты хочешь сказать – «чужое отсидела»?
— Давай по порядку!
Я поняла, что дальше мне уже не придется ее уговаривать, разводить и продавливать. Чтобы вода хлынула, достаточно лишь один раз проковырять дырочку в плотине, а дальше вода уже сделает все сама. Сама разнесет остатки сдерживавшей ее преграды. Это я точно, как журналист, знала. Когда человек долго молчал о чем-то, что-то скрывал, а потом вдруг принял решение выговориться, то рассказывать он будет подробно, не опуская ни одной детали, эмоционально, искренне. Так, как сможет рассказать лишь однажды. Важно оказаться в нужный момент рядом с таким человеком, которого «прорвало», и подставить диктофон. И отличная статья–бомба готова.
— Я знаю, про меня здесь ходят слухи, что я была копирайтером в крутом рекламном агентстве, – начала Нина. – Я сама их запустила. И они – правда. Я действительно работала в рекламе и вела довольно крупных клиентов. Нейминг продуктов и услуг, тексты для наружки, сценарии радио- и телевизионных роликов, PR–концепции, креатив рекламных ивентов. В общем, все реально было очень круто.
Вся моя жизненная, эмоциональная и умственная энергия улетала в эту медийную трубу. Ты представляешь себе, каково это – вскакивать среди ночи, чтобы записать в прикроватном блокноте какую-нибудь муру вроде «Видео: бэби борн, прогулка в парке, первый снег, пятки в волнах и т. п. Аудио: Лучшие моменты в жизни бесплатны. С Sony вы можете вернуться в них, когда захотите». Записываешь, тут же ощущаешь прилив нечеловеческой гордости за себя, такую креативную, и тут же следом как похмельем накрывает ощущением экзистенциальной бессмысленности и пустоты. Пустоты всего – и этого твоего ночного озарения, и твоего «креативного» вчера, и твоего «продуктивного» завтра. Наверное, с точки зрения смыслов моя работа была ничуть не хуже сотни других работ – кассира в банке или вахтерши какой-нибудь. Наверное, если бы я была замужем или у меня рос бы ребенок, то не оставалось времени завязывать мозг в узел. Но я почему-то жила одна. Ты заметила, сколько в нашем поколении блестящих, красивых, успешных теток совершенно не реализовались как женщины? Помню, придешь в начале двухтысячных в любой суши–бар в выходной, а за столиками сплошь и рядом шевелят палочками такие «девушки под тридцатник». В одиночестве или в однополых парах. Вот и я точно так же садилась и начинала ковырять палочками рис, читая модную книжечку, потом делала маникюры–педикюры, шла на урок испанского, а потом – в гости к такой же неприкаянной подружке или даже на концерт или в клуб. Иногда я даже просыпалась не одна, а с кем-то. Но все равно оставалась совершенно отдельно от этого кого-то, сама по себе. У меня как будто от рождения отсутствовал тот орган, которым одни люди цепляются за других и прилепляются к ним.
Одиночество, творческая работа, когда ты все время должна быть в каком-то легком трансе, чуть–чуть одной ногой в измененном сознании, где другая логика, а лучше вообще никакой логики, а чистые концентрированные эмоции – вот был мой стиль жизни. Умение ловить особые состояния и настроения и находить такие слова, чтобы тот, кто их слышит, погружался в это же состояние, – это было моей работой. Ведь человек покупает эмоции, настроение, а не кусок углеводов в холестериновой глазури. Он покупает другую жизнь. Ты соблазняешь, манишь, увлекаешь, ты ведьма, шаман и колдунья.
В общем, все это вместе приводит к тому, что ты слегка теряешь ощущение асфальта под ногами. Ты как будто живешь в сердце какого-то вихря, который чуть–чуть отрывает от земли.
А тут еще в моду вошел дауншифтинг. Везде вдруг начали о нем писать, стало очень модно о нем говорить. И однажды меня совсем сорвало, я как-то скоропостижно уволилась и отправилась жить простой естественной жизнью на лоне природы. Нашла работу, минимально загружающую мозговой процессор.
Словом, подалась в официантки в «Новогорске».