Прежде, чем умереть
Шрифт:
— Эта сволочь начинает мне нравиться, — убрал я кинжал в ножны. — Так чего же ты от нас хочешь?
Глава 11
Каковы основные желания человека? Что идёт следом за жизненно необходимыми кислородом, водой, пищей и сном? Быть может, это желание вписать своё имя в историю, или хотя бы оставить о себе добрую память? Ну, как то сомнительно, явно не для всех. Может это жажда любви и понимания, поиск родственной души? Навряд ли, такое я только в книжках видал. Покой?
— Хочешь нашими руками избавиться от надоедливого попа? — задал я старосте наводящий вопрос. — Как его там?
— Емельян, — подсказал Стас.
— Да, точно. Укокошим Емелю по сучьему велению, по твоему хотению, и после этого ты поведаешь нам свой секрет. Так?
— Не, — ощерился староста, шмыгнув носом. — Вы такой штурм мне устроили, что вся площадь видала. У них хоть ставни и затворены, а глаза-то в каждую щель пялятся. Если Емельян копыта откинет, весь Кадом будет в курсе, что это я вас на него науськал. Так что убивать нельзя, как бы ни хотелось. А вот надавить на него можно.
— Так ведь ты уже давил, — припомнила Ольга, — да без толку.
— Одно дело — я, и совсем другое — вы. Емельян упрям и хитёр, но далеко не так религиозен, как хочет казаться.
— Не фанатик, — подытожил Станислав.
— Мягко говоря. И точно не святой.
— Говорят, истинная вера приходит через страдание, — воззрился Стас к потолку. — Сломаем ему ноги, для начала.
— Нет-нет, — потряс пальцем староста. — Так не годится. Я же говорю, любое насилие над ним сразу на меня укажет. Хотите из этого попа мученика сделать? Вы его ещё к кресту присобачьте! Чтобы меня потом на колокольне вздёрнули, — добавил он, погрустнев.
— И что же нам тогда делать прикажешь? — поинтересовался я. — Убивать нельзя, калечить — тоже. Может ему отсосать? — мой взгляд, ведомый первобытными инстинктами, сфокусировался на Оле, и кончики пальцев осторожно коснулись её бедра: — Детка, как на счёт теологического диспута с отцом Емельяном?
— Да пошёл ты, — наморщила она носик.
— Это вряд ли поможет, — усмехнулся в бороду староста, чем заставил Олю ещё больше нахмуриться. — Будь на его месте я, помогло бы, как пить дать! — вскинул он руки. — Но Емельян к женщинам холоден. Никто его никогда в женской компании не видал, окромя как на исповеди. И худят слухи, — прищурился староста, понизив громкость, — что...
— Пожалуйста, — не сдержал я мышечных спазм, превративших, должно быть, моё обаятельное лицо в гримасу отвращения смешанного с чудовищными душевными муками, — не надо этого. Драматург из тебя хуёвый, так что просто рассказывай без претензий на гениальность, мы не осудим.
— Ладно, — прокашлялся староста. — Есть мнение, что Емельян поёбывает мальчишку-звонаря.
— А вот это было уже чересчур грубо. Как вы считаете? — обратился я к почтенной публике. — Мог бы ведь выразиться и поизящнее. И что значит «поёбывает»? Время от времени, или всё же на регулярной основе?
— Да почём мне знать? Я свечку не держал. Говорю же — есть мнение.
— И чьё мнение? — поинтересовался Стас.
— Моё, в том числе, — с вызовом глянул на него староста.
— Слушай... Как тебя по батюшке?
— Тарас Вениаминович.
— Зря спросил. Слушай, Тарас, — поставил Станислав табуретку напротив старосты и сел, — ты ведь хочешь, чтобы мы тебе помогли?
— Хочу, — кивнул тот, ожидая подвоха.
— Тогда почему ты прилагаешь так мало усилий на благо нашего общего дела?
— Чего это я мало...?
— Ты постоянно недоговариваешь. Из тебя клещами надо информацию вытаскивать. Такое впечатление, что это не тебе нужно, а нам. Так вот я хочу прояснить ситуацию. У нас чертовски мало времени, и если ты намерен продолжать корчить из себя хитроумного интригана, мы, пожалуй, тебя свяжем, вставим кляп в рот, кинем в кузов и увезём в лес, а там примотаем к дереву и будем нечеловечески пытать, как и предполагалось планом «А». Тс-с-с! — поднёс Станислав палец к губам. — Ни слова мне, сука, не говори про свою богатую фантазию. С нашей коллективной фантазией она не сравнится. Единственное, что мне не нравится в плане «А», так это то, что тебя с твоим хрупким организмом может кондратий хватить от наших пристрастных расспросов. Рука-то частенько к сердечку тянется, да? Поэтому сохрани наше бесценное время и своё пошатнувшееся здоровье — расскажи всё без утайки, а мы уж решим, как с этим дальше поступить.
— Э-э... — начал было староста очередной куплет старой песни, но суровое лицо Станислава с пульсирующей на лбу веной послужило плохим источником вдохновения. — Ладно-ладно, про мальчишку — это больше слухи.
— Больше, чем что? — совместилась ось канала ствола АК-103 с коленом Тараса.
— Всё, понял. Извините. Просто слухи, ничего больше.
— И распускал их...?
— Я, да, я распускал. Одно время они были довольно неплохо подхвачены, так что осадочек-то остался, как ни крути.
— А мальчишку-звонаря поёбывал тоже ты?
— Нет! Да вы что?!
— Просто предположение по ходу логической цепочки.
— И закройте уже эти чёртовы ставни!
— Я слежу за машиной, — отозвался несущий караул возле окна Павлов.
— Тогда хотя бы говорите потише. В общем, — провёл Тарас ладонью по раскрасневшейся и вспотевшей роже, — очернить-то мне Емельяна особо и нечем, кроме этих слухов. А одних только их маловато. Но, — поднял он указательный палец, — если слухи подтвердятся...
— Это как? — приподнял бровь Стас.
— Мальчишка. Угу, — кивнул староста с видом бывалого заговорщика. — Заставьте его «сознаться». И тогда дело в шляпе.
— Почему сам этого не сделал?
— Не могу, — затряс башкой Тарас. — Малой себе на уме, взболтнёт лишнего, и конец. А вы, как-никак, люди пришлые, с вас и спрос меньше. К тому же, можете сказаться, будто от Навмаша тут по делам, сразу авторитет поднимите. А дальше-то и разбираться никто не станет, вы же бесчинств не чинили, просто назвались.