Прежде, чем умереть
Шрифт:
Наверное, я всё же не настолько хороший командир, как расписывал Павлову. У меня есть изьян. Да, подумать только, скажи кому — не поверят. Дело в том, что убийство с течением времени перестало быть моей работой, и стало средством самовыражения. Знаю, это прекрасно, когда человек, или сверхчеловек, как в моём случае, находит отдушину в творчестве, но... Всегда есть это блядское подлое «но». Тяжело о таком говорить, чувстую себя ущербным, однако врать себе — последнее дело. Итак... Ладно, к чёрту! Я не люблю делиться! Нет, это не вся правда. Я ненавижу делиться! Меня корёжит от осознания, что кто-то может меня обойти, до зубной — сука — ломоты, до нервного зуда. Моя добыча — это два слова, с которых начинается
Дом — обычная пятистенная изба — перекосился, десятилетие за десятилетием уходя в землю. Запахи плесени и сырости соседствовали с отчётливыми но едва ли различимыми человеческим обонянием нотками чужой белковой жизнедеятельности. Гнилые половицы угрожающе скрипели под ногами, ветер трепал обрывки истлевших занавесок и выл промеж потолка и худой крыши, чёрная от лишайника печь дышала вековечным холодом.
— Никого, — чуть опустила ствол Ольга, осмотрев вторую комнату.
— Мы его недооценили, — сдвинул я носком ботинка расползающийся от касания половик, под которым ожидаемо оказался люк подпола. — Если он здесь и был, — направил я «Пернач» в пол, — то теперь уже далеко. Проверь-ка ещё раз спальню, и пойдём.
Облако древесной щепы и пороховых газов заполнило дом. Пол задрожал, сотрясаемый градом пуль. Прежде, чем магазин «Бизона» опустел, со стороны двора донёсся короткий вскрик, и тень пронеслась к крыльцу.
Высадив ногой раму, я прыгнул в окно, и то, что открылось снаружи взору, повергло в меня шок. Я был готов ко всему, но только не к такому. Емельян взял заложника.
Наш расходный материал стоял, растопырив обезоруженные ручонки, и трясся, удерживаемый за шею. Глаза-угли горели за его левым плечом, ноги-тентакли начали медлено отступать, понуждая живой щит следовать за ними.
Шок от увиденного был настолько сильным, что я даже не выстрелил. Я просто стоял и смотрел на эту восхитительную сцену, достойную отдельной главы в энциклопедии по психиатрии. Подоспевшая тремя секундами позже Оля едва не прыснула со смеху, чем заметно смутила как заложника, так и его пленителя.
— Я хочу уйти, — пробасил, наконец, отче. — Только и всего. Уйду и никогда больше не вернусь. А его отпущу, обещаю, отпущу, как только вы потеряете меня из виду.
— И мы должны доверять тебе? — не удержался я от того, чтобы подыграть нашему террористу. — После всего, что ты наделал?
— Не моя вина, что Господь сотворил меня таким. Я никому не навредил в своей жизни, я был праведен и богобоязнен.
— Но ты только что совершил убийство, и угрожаешь убить снова, не взирая на свои красивые слова.
— Вы меня вынудили! — прорычал отче. — Я лишь защищался!
— А твои дети? Они тоже защищались?
— Я не... — запнулся Емельян. — Я не смог. Не смог остановить их. Этот грех вечно будет на моей душе. Но детей больше нет, а вы можете спасти ему жизнь, — один из тентаклей поднялся из-под разодранной грязной рясы и впился в лицо заложника.
— Умоляю, — просипел тот, поливая слезами чужеродную конечность. — У меня семья.
— Да вы что — мать вашу! — сговорились?! — не сдержал я нахлынувших эмоций и поставил переключатель огня ВСС в автоматический режим.
— Я убью его!!! — запаниковал отче.
— А успеешь раньше моего?
— Нет-нет-нет!!! — принялся причитать захваченный семьянин. — Что вы за люди такие?! Сжальтесь!!!
— Да пристрели их уже, — скривила губки Оля.
— Ладно!!! — неожиданно отшвырнул от себя заложника Емельян, и вскинул руки. — Ладно. Хватит смертей.
— Ты серьёзно? — не поверил я своим глазам. — Хочешь умереть вообще зазря? Господи... Детка, будь добра, избавь мир от этой дешёвой некчёмной твари.
Короткая очередь прошила грудь отче по диагонали. Емельян покачнулся и рухнул на спину. Несколько хриплых судорожных вдохов заполняющимися кровью лёгкими, и жизнь покинула столь совершенное тело, обременённое столь неразумной головой. Глаза-угли застыли, глядя в хмурое холодное небо с безмятежно расслабленного лица, кажущегося счастливым.
Глава 16
Доверие. Сколькие могут похвастать его наличием в своей насквозь фальшивой притворной жизни? Зуб даю, что таких крайне мало. Мир, где мужья изменяют жёнам, а жёны травят мужей, где дети только и ждут, когда их опостылевшие старики откинуться, где честь и достоинство потеряли всякую цену, а степень откровенности зависит от количества вырванных ногтей... Нет, этот мир не для доверия. Ни об одной двуногой прямоходящей особи, населяющей нашу конченую планетку, мне, при всём желании, не удастся сказать: «Я ему доверяю», равно как и «ей». Я слишком хорошо знаю их, этих разумных существ с инстинктами стервятников. Но иногда случаются... казусы. Отчего-то вдруг может показаться, что вот сейчас-то всё пройдёт как надо, что можно повременить с вырыванием ногтей и обстряпать дельце более изящно, более цивилизованно даже. Это противоречит всему, чему учила тебя жизнь, но ты такой: «Да ладно, не параной!», и идёшь ей наперекор, сажая себе на плечо стервятника. Но жизнь — злобная сука, она не терпит дураков.
В Кадом мы вернулись ещё до полудня. Воодушевлённый победою света над тьмой Николай гордо вышагивал по родным улицам, размахивая направо и налево отпиленной головой Емельяна. Однако всенародного ликования и вполне заслуженного чествования героев вокруг не наблюдалось.
— Что-то не так, — будто заглянула в мои тревожные мысли Ольга.
— Тебе тоже обидно? Ну, Геракл в своё время совершил не один подвиг. Будем твёрдо придерживаться героического пути, и слава обязательно найдёт нас, когда-нибудь. Ладно, не надо так смотреть, держи, — передал я насупившейся Оле ВСС и подсумок с магазинами. — Лейтенант, составь-ка даме компанию, не хочу, чтобы торжественная встреча омрачилась непредвиденными проблемами. Действуйте по обстоятельствам, старосту не убивать, пока.
Павлов молча кивнул, и оба исчезли в прогоне.
— Станислав, будь добр, собери инвентарь у наших бравых ополченцев. Не возражаешь? — отомкнул я магазин и извлёк патрон из ствола автомата на шеи Николая.
— Да пожалуйста, — нахмурился тот. — А что такое?
— Ничего. Простая мера предосторожности.
— Держи-ка, — сунул ему Стас ещё два разряженных АК, вручив мне «Бизон».
— А вы трое, — обратился я к обезоруженным борцам с чертями, — можете ступать по домам. Лучше огородами, в полной тишине, целее будете.