Прежде чем я усну
Шрифт:
Я улыбнулась. Я понимала, о чем она, но лишь теоретически. Мне не с чем было сравнивать — я ведь не помнила, каким был Адам в возрасте Тоби и младше.
— Тоби ведь совсем малыш? — сказала я. Она засмеялась.
— Ты намекаешь на то, что я старовата для мамаши? — Она лизнула клейкую полоску на сигаретной бумаге. — Да, я поздно его родила. Мы были уверены, что ничего подобного уже не случится, так что были неосторожны.
— О! — сказала я. — Ты хочешь сказать..
Она рассмеялась:
— Ну, не сказала бы, что это произошло
Я взглянула на нее. Она отвернулась от меня, чтобы заслонить от ветра огонек зажигалки, так что я не видела выражения ее лица и не смогла понять, нарочно ли она сменила тему, или просто спросила.
— Нет, — ответила я. — Несколько недель назад я вспомнила, что у нас был сын, и с тех пор писала в дневник, не забывая об этом. Это как камень на груди. Но нет. Я совсем его не помню.
Она выпустила облачко голубоватого дыма.
— Жаль, — сказала она. — Мне чертовски жаль. Но Бен ведь показывает тебе фотографии? Разве это не помогает?
Я подумала, мне ведь столько надо ей сказать. Кажется, они с Беном когда-то общались, дружили. Мне стоило быть осторожнее, тем не менее я чувствовала все возрастающую потребность говорить и слушать правду.
— Да, фото он мне показывает. Но почему-то ни по стенам, ни вообще на видном месте его портретов нет. Говорит, чтобы я не расстраивалась. Он их спрятал. — Я чуть не сказала «и запер на ключ».
Ее это как будто удивило.
— Спрятал? Серьезно?
— Ну да, — ответила я. — Он считает, что я слишком расстроюсь, если случайно найду его портрет.
Клэр кивнула.
— Ты можешь не узнать его? Не понять, кто это такой?
— Ну, наверное.
— Возможно, он и прав, — сказала Клэр. — Теперь, когда его нет с вами.
«Нет с нами», — повторила я про себя. Как будто он просто переехал и теперь живет отдельно — ходит с подружкой в кино и покупает булочки в магазинчике за углом. Хотя я все понимала. Понимала потребность в негласном уговоре не упоминать о смерти Адама. Еще не время. Понимала, что Клэр тоже хочет защитить меня.
Я промолчала. И попыталась представить, каково это — каждый день видеть собственного сына, в те времена, когда дни мои еще текли чередой, а не отпиливались один от другого, как чурбаки от бревна. Представить, что когда-то я узнавала своего сына, просыпаясь утром, могла строить планы и с нетерпением ждать Рождества или дня его рождения.
«Даже смешно, — подумала я. — Теперь я не вспомню даже, когда у него был день рождения».
— А тебе бы не хотелось его увидеть?..
Сердце мое так и подпрыгнуло.
— У тебя есть фотографии? — спросила я. — Я могу их посмотреть?
Кажется, ее это удивило.
— Ну конечно! — ответила она. — Целая куча. Только дома.
— А можно мне одну? — сказала я.
— Ну да, — ответила она. — Но…
— Пожалуйста. Это очень важно для меня.
Она накрыла мою ладонь
— Ну конечно. В следующий раз обязательно захвачу. Только… — Она не договорила, вдалеке раздался крик. К нам с плачем бежал Тоби, а за его спиной продолжалась игра в футбол. Клэр выругалась сквозь зубы. — Тоб! Тоби! Что случилось? — Он не остановился. — Черт. Пойду выясню, что там.
Она побежала и присела на корточки перед сыном, очевидно, расспрашивая, что случилось. Я посмотрела под ноги. Тропинка поросла мхом, и то тут, то там бетон пробивали травинки, стремясь к свету. Я была довольна. Клэр не просто подарит мне фотографию Адама. Она сделает это «в следующий раз». А это значит, мы станем видеться чаще. Я понимала, что каждая наша встреча будет казаться мне первой. Какая досада — всякий раз забывать, что у тебя нет памяти.
И еще. Легкая грусть, с которой она говорила про Бена, заставила меня поверить: бред это, ничего между ними не было.
Она вернулась.
— Все в порядке, — объявила Клэр. Бросив сигарету, растерла ее каблуком. — Мячик не поделили, вот и все. Пройтись не хочешь? — Я кивнула, и она повернулась к Тоби: — Хочешь мороженое, сынок?
Тот кивнул, и мы втроем направились к зданию. Тоби держал мать за руку. «Как он похож на мать, — подумалось мне, — тот же огонь в глазах».
— Мне тут очень нравится, — сказала Клэр. — Такой вид… вдохновляющий.
Я посмотрела на серые дома и купы зелени.
— Это точно. Ты все еще рисуешь?
— Если это можно так назвать. Скорее, краску перевожу. Все стены в нашем доме увешаны моей мазней. Правда, больше ни у кого моих картин нет, — посетовала она. — А жаль.
Я улыбнулась. Правда, не стала вспоминать о своей книге, хотя и хотела узнать, читала ли она ее и что думает. Я спросила: — Чем же ты теперь занимаешься?
— Вот Тоби воспитываю. Он на домашнем обучении.
— Ясно, — ответила я.
— Не то чтобы мы этого хотели, — добавила она. — Его просто не берут в школу. Говорят, он постоянно нарушает дисциплину. Они с ним не управляются.
Я посмотрела на ее сына — он шел с нами, держа мать за руку, и казался совершенно спокойным. Клэр пообещала купить ему мороженое, и он был счастлив. Невозможно поверить, что передо мной — трудный ребенок.
— Каким был Адам? — спросила я.
— Ребенком? — уточнила она. — Хороший мальчик. Очень вежливый. Послушный, ну, ты понимаешь.
— Я была хорошей матерью? Он был счастлив?
— О Крисси, — сказала она. — Да. Да. Адама любили как никого другого. Ты этого не помнишь? У вас долго не получалось. Потом была внематочная беременность. Мне показалось, ты уже отчаялась забеременеть снова, а потом появился Адам. Вы были так счастливы. И тебе нравилось ходить беременной. Мне вот совсем не понравилось. Ходишь раздутая, как бочка, и тошнит все время. Ужас. Но ты — другое дело. Ты вся светилась. Крисси! Ты словно озаряла помещение, стоило тебе войти.