При невыясненных обстоятельствах (сборник)
Шрифт:
Толик Бабенко, сидевший безучастно, ожил, зыркнул глазенками, начал слушать внимательно.
Гуров не ответил, лишь неопределенно покачал головой: мол, я и сам не знаю, продолжайте.
— После десяти я уехал на объект, в четырнадцать часов вернулся в контору, началось совещание, на котором меня и застал звонок Дэника… — Качалин тут же поправился: — Дениса Сергачева.
— В тринадцать тридцать вы на несколько минут заезжали домой. Зачем?
Бабенко привстал, крутил головой, стараясь видеть одновременно и Качалина, и Гурова.
— Ты еще! — рыкнул Качалин, и Толик притиснулся
— Вы это повторите на очной ставке с Верой Азерниковой? — поинтересовался Лева.
Качалин ответил спокойно, несколько удивленно:
— Вера не станет говорить неправду. Зачем ей?
— Действительно, зачем? — Задавать вопросы легче, чем отвечать на них. Гуров глянул насмешливо.
— Ну, у нас образовались отношения сложные. — Качалин смешался.
— Стерва она, Верка, чего угодно заявить может, — вмешался в разговор Толик.
«Давайте, друзья, городите огород, только как вы из него вылезать будете? Я готовлю ловушку не человеку, а преступнику, пусть невольному, но убийце», — подумал Лева и вступил в игру:
— Вас никто не обвиняет. Зачем оправдываться, Игорь Петрович?
— Я лишь удивляюсь, — парировал Качалин.
— Уточним. — Лева выдержал небольшую паузу. — Вы сегодня ушли из дома в восемь тридцать и лишь после звонка Сергачева вернулись. Так?
Казалось бы, без необходимости Лева сел спиной к окну, лицом к двери, однако позиция оказалась правильной. Вера стояла в холле за выступом стены и слушала. Девушку Лева видеть не мог, но она открыла дверь в кабинет, и ее тень Гуров заметил сразу. Он и повторил свой вопрос, чтобы Вера услышала ответ Качалина.
— Совершенно верно, я утром уехал, только сейчас вернулся. — Качалин говорил размеренно, очень спокойно.
— Прекрасно. — Лева сделал глоток кофе. «Чем больше ты будешь отрицать, тем труднее тебе из лжи выкарабкаться. Ты считаешь: девушка говорит одно, я — другое. Один на один, недоказуемо. Хотя бы в одном месте тебя наверняка видели: у дома, в вестибюле, в лифте. Невозможно в таком людном доме пройти туда и обратно и не быть никем не замеченным. Такой свидетель, даже свидетели, есть, и мы их непременно найдем. Я тебя не оставлю с девушкой один на один, такой дешевый номер не пройдет. Теперь ты, Толик Бабенко, давай сюда, в мешок. Ты рад услышать ответы Качалина и поучиться? Ты уверен: милиционер совершает ошибку, беседуя сразу с двумя, а не поодиночке. Уверен?»
— Анатолий, в котором часу вы должны были прийти к Качалиной?
— Я ничего не должен, — огрызнулся Бабенко. — Не на службе.
Лева заметил на лице Качалина усмешку, поправился:
— Извините, на какой час вы с Качалиной уговаривались о встрече?
— Ни о какой встрече не уговаривались, ехал мимо, знаю — мадам дома, заглянул.
— Не уговаривались?
— Не уговаривались. — Толик глядел нахально.
«Считаешь свою позицию неуязвимой? Тогда ныряй глубже», — решил Лева и спросил:
— Значит, сегодня вы сюда приехали в первый раз?
— Ясное дело. Тут не мой дом, чтобы на дню по пять раз захаживать.
— Хорошо, тогда как вы объясните…
— Надо так врать? — перебила Вера, входя
Качалин не шелохнулся, бровью не повел, его веснушки словно застыли. Толик же, наоборот, подпрыгнул, сел, снова встал, выпятил грудь:
— Кого ты видела? Ты чего такое говоришь? Кого ты видела? Кто тебе, проститутка, поверит?
Лева вздрогнул как от слов Бабенко, так и от неожиданной мысли. «А если я ошибаюсь в оценке этой девочки? Если она совсем не наивна и не глупа? И она лжет, что эти двое здесь сегодня были. Все просто, совсем просто. Вера пришла получать деньги за «дела постельные», женщины поссорились, хозяйка сказала оскорбительное… Удар… Страх… Вся чушь с инсценировкой, потом выпила, вырвала из календаря листочек, позвала Сергачева. Я же уже думал, что по своей несуразности очень похоже, что действовала женщина. Теперь твой ход, Гуров, времени нет, сейчас стрелка вздрогнет, и флажок упадет».
— Успокойтесь, Вера. Когда вы понадобитесь, — Лева взял девушку под руку, провел в кабинет, — я вас позову.
Гуров вернулся к столу и продолжал пить кофе, словно ничего не произошло. Бабенко молчал, считая, что говорить должен Качалин, который, насупившись, изображал оскорбленного, а возможно, был действительно оскорблен. «А чего оскорбляться? — рассуждал Лева. — Муж с работы на несколько минут заезжал домой. Что-либо взял или оставил, просто заехал по дороге, выпил кофе. То же можно сказать и о приятеле. Какой криминал? Почему они отрицают? Горячо отрицают, возмущенно, словно в словах девушки звучит обвинение. Ответить можно лишь однозначно: в визите каждого из них присутствует криминал. Какой? Бабенко совершил убийство и отрицает, что приезжал? Качалин приехал, увидел труп, уехал, теперь стыдно признаться? Возможен другой вариант: оба мужчины застали уже труп, и теперь им стыдно и страшно. Если я в Вере ошибся, то сейчас шагаю в обратную сторону».
Лева допил кофе, отставил пустую чашку и спросил:
— Игорь Петрович, сколько квартир в вашем доме?
— Что? — Качалин вздрогнул. — Квартир? Всего? — Он смотрел недоуменно. — Зачем вам? Впрочем, пожалуйста. В нашем подъезде?
— У вас два подъезда, но вестибюль общий, — сказал Лева, — меня интересует, сколько всего квартир?
— Кажется, сто двадцать шесть.
— Сто двадцать шесть, — повторил Лева. — Считаем: в среднем по два человека в квартире, получается двести пятьдесят два. Работа, конечно, но приходилось делать и больше.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду? — Качалин изображал удивление, но глазки его забегали, видимо, он начинал догадываться.
— Вы сегодня домой приезжали, я в этом уверен. — Лева говорил равнодушно, как о факте, хорошо известном. — Вспомните, неужели вы никого не встретили в вестибюле, никто из жильцов не спустился, никто не выходил и не входил в подъезд? У дома стоит несколько машин, вспомните: никто не садился в машину и не выходил из машины?
Качалин держался, лицо у него застыло, веки прикрыли зрачки. Лева не смотрел на Толика Бабенко, знал: с ним справиться несложно. И действительно, Толик заерзал, начал дышать часто, даже с присвистом, словно не сидел на стуле, а бежал в гору из последних сил.