Прибавление семейства
Шрифт:
Ничего не поделаешь, придется сказать правду и получить в лицо ушат презрения. Кто это к нам тут явился с помойки жизни, ухмыльнутся про себя новые знакомые. Всем известно, что военные никогда не разводятся, и раз уж генерал Носов решился на такой отчаянный шаг, значит, жена у него запредельная дура, неряха и истеричка, с которой невозможно жить. Отсюда последует логичный вывод, что она недостойна заседать в суде и выносить приговоры, раз не сумела сохранить семью, в итоге ее прогонят, и вернется ритмичка Олеся Михайловна в школу с очередным клеймом неполноценной женщины и человека.
Что ж, если нельзя быть, надо хотя бы выглядеть. Олеся открыла
Свободной рукой перебирая плечики с одеждой, Олеся вдруг сообразила, что теперь в гардеробе стало слишком много свободного места. Решительно сдвинув вешалки на одну сторону, она закрыла проблемную створку на маленькие задвижки вверху и внизу. Очень хорошо. Половины пространства ей хватит, зато можно не бояться получить дверью по голове.
Дурацкая привычка готовить одежду с вечера, но за двадцать пять лет крепко въелась, не искоренишь. Когда хочешь, чтобы муж и дети безупречно выглядели, нельзя собирать их в утренней спешке. Ведь форма, что военная, что школьная, требует тщательного отпаривания, чтобы о стрелки брюк порезаться можно, и дочкино платье должно быть без единой складочки. Проверить, что в наличии свежие сорочки со всеми пуговицами, чистые носки без дырок, колготки без спущенных петель, капроновые ленты намочены и намотаны на бутылку из-под вина, чтобы за ночь разгладились… Воротничок и манжеты на дочкином форменном платье при необходимости свежие подшить, ну и запас чистого белья проверить на всякий случай. Минут сорок приходилось этому каждый вечер посвящать, зато было чем заняться. Другие мамаши глаза закатывали, мол, балуешь дочку, что из нее вырастет, белоручка, неумеха, мы-то своих приучили к домашней работе, наши дочки в первом классе уже сами себе трусы стирают, а твоя что?
Наверное, они были правы, но Олесе казалось чудовищно несправедливым, что она всем будет стирать, а дочке не будет. Это не мамина помощница получится, а семейный изгой какой-то. Главное, чтобы она привыкла быть чистой, ухоженной и аккуратной, чтобы это стало внутренней потребностью, каковую человек всегда находит способ удовлетворить. А дети, которых заставляют с пеленок стирать себе трусы, приучаются только к одному – ходить в застиранных трусах и вообще в затрапезном виде, потому что в семь лет ребенок еще не способен сам себя обслужить.
Олеся покосилась на фотографию на стене. Сын с дочкой маленькие, сидят обнявшись. Сын улыбается, дочка, как всегда, смотрит серьезно. Это бабушка с дедушкой водили внуков в фотоателье на Невском. В тот отпуск Олеся тоже хотела сходить, запечатлеться вместе с мужем, но как-то не собрались. И за четверть века совместной жизни осталось у нее только несколько любительских снимков да фотографии на документы, где люди сами на себя не похожи.
Нет, не сердится она на детей. Отец-генерал гораздо больше может сделать для их будущего, чем мамаша – жалкая учительница ритмики. Дети продолжают династию, сын поступил в военное училище, дочка, вся в мать, вышла замуж за курсанта и уехала с ним служить на Север, как только он выпустился. В их положении ссориться с отцом-генералом просто самоубийство. А в ее положении вообще нечего дергаться: обидится на детей – останется совсем одна. Совершенно, химически чисто одна, как на необитаемом острове.
Олеся задумчиво перебрала плечики, некстати вспомнив, что муж называл их странным кровожадным словом «распялки», а сын из училища притащил веселое название «тремпель»,
– И дальше бы я этой жизни не нюхала, ибо запашок у нее так себе, – проворчала Олеся, достав серое платье с воротником-стоечкой, сдержанно-нарядное из серии «и в пир и в мир и в добрые люди». В суде вряд ли она встретит много добрых людей, но платье как раз подойдет для официальной обстановки. Из украшений она наденет только тонкие золотые серьги и часы. Никаких бус и колец, строгий деловой стиль.
Сапоги, правда, разрушают образ преуспевающей женщины. Фирменные, финские, но за три сезона стоптались. Олеся собиралась купить новые прошедшей весной, но случился развод, и на дефицитной обуви пришлось поставить крест.
С другой стороны, женщина в платье и сапогах всегда выглядит как колхозница, особенно если сверху еще пиджак напялит. Так что надо взять с собой сменную обувь, вот и все. Есть прекрасные итальянские лодочки, почти новые, она в них только в театр ходила.
Если исхитриться и собрать отросшие пряди в гладкий пучок, выйдет вполне элегантный образ, никто и не догадается, что жизнь разрушена. Может, как-то и вопрос о семейном положении получится обойти.
Выложив на диван платье и туфли, Олеся открыла ящик с бельем и оказалась лицом к лицу с ужасной правдой. У нее не было ни одной пары целых колготок. Все они, с зашитыми дырками, в пятнах лака для ногтей, которым она пыталась остановить поехавшие петли, годились только под брюки. Несколько пар на первый взгляд казались приличными, со штопкой в основном выше колена, но от старости и частых стирок истлели и готовы были лопнуть от самого незначительного движения.
На всякий случай Олеся еще раз тщательно перебрала свои запасы, но не нашла ничего, что можно было бы надеть без риска опозориться.
В соседнем доме хорошая галантерея, до закрытия которой остается еще целый час, но что толку? Даже если там вдруг есть приличные колготки, у нее в кошельке два рубля, а до получки неделя.
Последний раз полюбовавшись на изящную линию туфелек, Олеся спрятала их в коробку и вместе с платьем убрала в шкаф. Почти не глядя выхватила повседневные черные брюки и трикотажный джемпер цвета старого кирпича.
Она больше не генеральша, надо с этим смириться. Нечего пускать пыль в глаза людям, только на посмешище себя выставлять. Гораздо достойнее оставаться тихой и незаметной, чтобы людям вообще не интересно было, кто она такая.
Ирина очень надеялась, что к вечеру тоска пройдет, заглохнет и потеряется в житейских заботах, как происходит с неприятными воспоминаниями почти всегда, но сегодня внезапно разбуженная совесть никак не хотела успокаиваться.
Дети угомонились на редкость быстро, будто почувствовали настроение матери. Володя заснул на половине своего любимого «усатого-полосатого», а Егор совершенно потерялся в книге «Всадник без головы». Кирилл задерживался по каким-то загадочным индивидуально-трудовым делам, и у Ирины неожиданно выдался спокойный одинокий вечер. В другой день она обрадовалась бы, тоже схватилась за книжку, а сегодня легла в кровать, погасила свет и зарылась лицом в подушку.