Причесывая жирафу
Шрифт:
Нет, то, что больше всего заставляло течь чернила и слюну - это бегство пятнадцати тигров. Смерть не кусается, если можно позволить себе такую фантастическую шутку, на одну картину стало меньше, что не так уж ужасно, даже если она изображала Фернанделя, а вот пятнадцать бельгийских тигров питаются не бананами. Таким образом, каждый в этом доблестном пьемонтском городке думал об этих котах и о своих детях, а также о том, что они представляют для сбежавших из клеток тигров приятную закуску.
Пожарные, техники, повозки, берсельеры, полицейские
Когда наступил черный вечер, четырнадцать хищников были водворены на свои места, но пятнадцатый отсутствовал.
Месье Барнаби, который надеялся на возможность устройства вечернего представления, должен был разочароваться. Пока хоть один тигр будет находиться на свободе, все представления будут отменены. Более того, префектура приказала ему покинуть город.
Бедный человек не знал больше, к какой груди прильнуть. Он заперся в своем фургоне-дворце и там хлестал виски и бил свою жену: все как в старое доброе время начала его карьеры.
Когда я постучал в дверь его усадьбы, он был в брюках для верховой езды и фуфайке.
– Кто это там?
– заорал Барнаби.
Я вошел. Он одарил меня мрачным взглядом, как конголезский студент-путешественник.
Его белокурая половина гадала на картах, чтобы провести время. Она подарила мне чисто золотую улыбку всех своих зубов. Тридцать третий был табурет, на этот раз из дерева.
– Дорогой патрон, - начал я.
– Я хотел бы поговорить с вами.
– У меня нет настроения разговаривать, - предупредил меня босс.
– Так говорят, когда находятся в мрачном настроении, но очень быстро обнаруживают, что разговор облегчает, - уверил я.
– Не хотите ли поговорить о Градос?
– О них уже нечего говорить, потому что они мертвы, - упрямо ответил месье Барнаби.
Аргумент действительно весомый, так же, правда, как и жена патрона, но он меня не обескуражил.
– Два убийства под сенью цирка - это многовато, вы не находите?
Он ответил, что единственное, что его интересует, так это пятнадцатый тигр, и, исходя из этого, его мало интересует, живы или мертвы его сотрудники. Это означает на языке более стильном, чем мой, что это стоило бы шелка, как заметил бы червь, выползая из испорченного кокона.
– Я хотел бы доверить вам небольшой секрет, месье Барнаби, - сказал я.
Он зажег сигару длиной 70 сантиметров, выпустил облако дыма, которое не осудил бы поезд и проворчал:
– Вы что, принимаете меня за кюре?
– Не совсем так. Но вы - мой патрон, и, в таком случае, я должен вам все сказать, чтобы быть уверенным, что ничего от вас не скрываю, не так ли?
– Ладно, говорите!
– пригласил Барнаби.
– Представьте себе, что я услышал разговор между комиссаром Ферна-Брассом и одним из его подчиненных...
Это его заинтересовало. Глаза у него полезли на лоб, и он пробормотал, держа во рту сигару:
– Да, ну а дальше?
– Комиссар говорил своему
Я замолчал и, скрестив руки на коленях, стал смирно ждать.
Мое заявление произвело эффект, который на театральном жаргоне принято называть "пустотой". Барнаби продолжал тянуть свою сигару, в то время, как его мадам продолжала раскладывать карты на маленьком зеленом коврике. Можно было подумать, что достойная пара ничего не слышала.
Прошло довольно много времени, потом Барнаби сгреб с десертного столика стакан и поставил его на стол с сухим стуком. Он налил мне довольно внушительную порцию, проделал то же самое со своим стаканом и поднял его.
– Твое здоровье, сынок!
– сказал он.
Я, в свою очередь, выпил, не спуская с него глаз.
Карты мадам Барнаби производили легкий шелест. Она открыла трефового короля и приятно улыбнулась ему, как будто принимала высокого гостя.
– Это все, что ты имеешь мне сказать?
– в упор спросил большой босс.
Я отметил, что он сказал мне "ты". Мне кажется, что в его мнении я поднялся на несколько ступенек выше.
– Нет, это не все, патрон.
– Валяй, рассказывай!
– Я не хотел бы, чтобы вы плохо приняли то, что я вам скажу.
– Опорожняйся, я выдержу.
– Так вот. Я подумал, что, если вам будет неприятен этот обыск, я смог бы найти возможность скрыть компрометирующие вас предметы.
– Что такое ты мне рассказываешь?!
– раздраженно проворчал он.
В первое мгновение я подумал, что он даст мне по роже, так как, в сущности, то, что я предложил ему, оскорбительно. Но нет, он только возмущен. Нужно сказать, что за время своей бродячей жизни он насмотрелся грубостей. Люди его ремесла не водят знакомств с детьми из циркового хора.
Я встал, чтобы уйти.
– Спасибо, паренек, - пробормотал он, протягивая мне свой отросток с пятью ветками.
Я ушел. Одна попытка ни к чему не привела: я не создавал себе иллюзий. В нашей проклятой работе много приходится делать впустую. Незачем оплакивать ни свои подошвы, ни труды, ни слюну. Либо ты уничтожишь препятствия, либо на тебя сядут. Короче, нужно иметь легкую руку и бронированную спину.
День заканчивался мрачно. Я смотрел на кран, на самую его макушку, которая вырисовывалась на усталом небе, и не мог удержаться от дрожи при воспоминании о той, что находилась в кабине. Завтра утром, когда рабочие займут свои места, поднимется дьявольский шум. Да, журналистам Турина не легко с такими парнями, как мы! Завтра они смогут поместить фотографию самой красивой девочки Пьемонта в "Унита".