Причесывая жирафу
Шрифт:
Я нагнулся над ним, и мне показалось, что я уже где-то видел этого зебра.
– Кто вы, благородный незнакомец? – ласково спросил я.
Он что-то пробормотал. Это было похоже на звук, издаваемый сточными желобами, если их быстро заткнуть.
Я решил сходить за Толстяком, чтобы он помог мне.
Я быстро проник в наш фургон и нашел Беру, развалившимся на диване с тигром в руках.
– Ты даже не можешь себе представить, насколько эта бестия мила, сказал он. – Со мной – настоящий котенок. Я с каждым часом привязываюсь к нему все больше и больше.
– Скажи, Беру, – оборвал
Мой Беру засмеялся.
– Какое сражение?! Это я отделал его.
– На тебя напали? Я был в этом уверен.
– Нападение-то было, но только на мою добродетель. Помнишь ту девушку, которую я подцепил в коробке и которая пришла туда с маркизом?
– Барбара?
– Да. Представь себе, что я продолжал свой сеанс обольщения. Все шло превосходно, она делала мне такие авансы, что я не мог усидеть на месте, а когда мы вышли из машины, я пошел зигзагами.
– У нее был дружок, который тебя подстерегал и который попытался…
– Подожди! Я предложил ей посмотреть на моего бенгальского тигра. Когда нет японских эстампов, нужно пользоваться тем, что есть, ты согласен?
– Ну, конечно!
– Она согласилась. Я привел ее сюда и показал своего Медора… Тут ей стало страшно, она стала кричать и ухватывать меня за шею. Видя это, я оставил своего Медора в ванной и уложил свою деточку на диван, на котором сейчас сижу. Я начал успокаивать эту бедную козочку. Я немного приврал ей, немного ее погладил, словом, сам знаешь, как это делается.
Ты не можешь себе представить, до чего она была хорошей партнершей. Но ты ведь знаешь Берурье?! Разные безделицы – его главный порок. Я решил, что проведу деликатный вечер, с факельным шествием и хором мальчиков.
Что же касается прелестей, то их у нее хватало. И, надо сказать, она умела ими пользоваться. Моя жеманница продолжала завлекать меня, и это ей здорово удавалось. Я же воспользовался классическим способом, потому что у меня есть диплом по этому виду деятельности.
Я говорил ей о ее глазах, а когда я гладил ее ножку, у меня создавалось впечатление, что я глажу перья утки. Я сказал ей, что ее рот такой нежный, как первосортное филе, а дыхание такое же ласкающее, как аромат воздушного пирога у Гранд Марнье. Ты улавливаешь стиль человека? Александр Мюссе, Виктор Ламартин, Шатобриан никогда не имели ничего подобного, и, не желая хвастаться, должен сказать, что это мой стиль.
Она просила меня продолжать, и я довел ее до бесчувствия. Я уже приготовился к главной операции, и что же я обнаружил?
– Девушку?
Но Беру не обратил внимания на мое вмешательство.
– Твоя Барбара была мужчиной! Ты слышишь, Сан-Антонио? Какой-то Жюль, превращенный в девушку, гром и молния! А?! Ты не можешь знать! Если бы я обнаружил удава в моей тарелке или статую Наполеона IV на моей кровати, я бы и то меньше удивился. Я оставался недвижим, по крайней мере, минут десять, прежде чем сообразил. Вначале я подумал, что эта мышка зашла в магазин и закупила этих штук и ловушек, прежде чем прийти в коробку. Но ерунда! Она была серьезна. Тогда я увидел все в красном свете. Большой
Сначала, как я тебе говорил, она находила все прекрасным. Ее просьбы! «Еще дорогой», – умоляла она меня, – «еще»! Она получила то, чего добивалась. Я не хочу хвалиться, Сан-Антонио, но я уверен, что самая прекрасная выволочка в моей жизни была та, что я задал этой бестии! Она закричала, что я злой, это я-то, Беру?! Ты отдаешь себе отчет?! Вместо того, чтобы успокаивать меня, она только трепала мои нервы. И бац! И бац! И вот тебе! Вот тебе! На! Получи!
Рассказывая это, Толстяк яростно боксировал воздух руками.
Тигр, протестуя, замяукал, так как сотрясения дивана потревожили его сон. Одним ударом Толстяк успокоил его.
– Это еще не все, – сказал я. – Нужно теперь вернуть твою маленькую женщину.
– Ах! Не шути со мной по этому поводу! – завопил Беру. – Я этого не вынесу.
– Ну, Толстяк, – сказал я, – нужно немного умерить свои эмоции.
В нашу дверь постучали. Я пошел открывать дверь, в то время как Беру с заметным хладнокровием набросил покрывало на свою бенгальскую кошку.
На пороге нашей двери стоял Пивуникони, как всегда с достоинством, как всегда немного чопорный, с видом посла в отставке.
– Простите меня за то, что я нарушил ваш покой в такой поздний час, заметил маг, – но мне кажется, что одна персона снаружи нуждается в помощи.
И Храбрец, и я изобразили из себя очень удивленных людей.
– Он, вероятно, поскользнулся на банановой кожуре, – проговорил мой компаньон.
– Надо позвонить в госпиталь, – сказал я.
Девятый случай! Просто непостижимо, какое количество людей отправляется в морг и в госпиталь из-за этого дела.
Остерегайтесь, чтобы вам тоже не попасть туда. Аспирин не всегда сможет помочь вам, парни. Организм к нему приспосабливается. Настанет день, когда вы упадете без чувств от одного слова Сан-Антонио. Заметьте, что это составит мне рекламу, но, так как у меня доброе сердце, я пролью над вами одну слезу, особенно если рядом со мной будет находиться лук.
Короче, Беру погружается в холодную ночь забвения.
Пивуникони сказал мне, что он отправится в свой фургон за лекарствами.
Я пользуюсь возможностью проинтервьюировать молодую девушку, лежащую у моих ботинок.
– Скажи-ка, девочка, – спросил я, – вы давно уже дружите с маркизом ди Чаприни?
Она выплюнула два последних зуба, которые еще остались у нее.
– Со вчерашнего дня.
– А как вы познакомились?
– У Тортиколи. Я новенькая, приехала из Содома, где работала танцовщицей в Йеллоу Гранд. Но я не знаю никакого другого случая…
Это все, что я хотел узнать.
Пивуникони вернулся, нагруженный медикаментами. Он продезинфицировал раны несчастной и приложил к ним какие-то снадобья. Потом он перевязал их.
Короче, когда появилась санитарная карета, им оставалось лишь забрать молодую женщину.
Беру был мрачен, его испорченный вечер испортил ему желудок.
– Не доставите ли вы мне удовольствия, выпив со мной немного пунша? любезно предложил Пивуникони.
Я собирался отказаться, так как чувствовал, что глаза мои начинают слипаться, но Беру уже ответил: