Причина времени
Шрифт:
Но как “время” – плохой научный термин из-за его гигантской многозначности и отягощенности посторонними эмоциональными смыслами, так еще менее слово “вечность” пригодно для исследования рациональными методами. Должны и будут найдены другие, строгие термины.
Пока же ясно, что знание о времени, наличие второй скорости в пределах одного – человеческого организма, включающее в себя, охватывающее последовательное течение биологических событий с определенной, не ускоряющейся и не замедляющейся скоростью, не является чисто идеальным, духовным свойством познающего разума. Оно, как и информация, имеет носителя в виде материальных, энергетических и информационных процессов, обеспечивающих высочайшую скорость явления. Мысль превышает скорость света. Мы можем мгновенно мысленно перенестись куда угодно, хоть на Луну. И это запросто совершаемое путешествие с помощью мгновенного воображения никто не думает сравнивать со скоростью света или с другими физическими скоростями, оно кажется пустым
Зачем, спрашивается, было инженеру Кондратюку во время гражданской войны в России, когда каждый день мог стать последним днем в его жизни, решать такую не насущную задачу, как способ посадки человека на Луну. Однако его никому не нужный тогда проект – использовать орбитальный лунный модуль, с которого уже стартовать на поверхность на спускаемом аппарате, – оказался наиболее рациональным и весьма пригодился для использования, когда наступило время полетов на естественный наш спутник. Иначе говоря, воображение Кондратюка стало основой целой индустрии. И тот хрестоматийный пример объективного невмешательства человека в ход природных событий, когда астроном наблюдает Марс и на Марсе ничего от его наблюдении не меняется, не совсем верен. Происходит, произойдет в свое время, когда оно настанет. Уже сейчас оно меняет ситуацию на этой мертвой планете, поскольку на нее начали опускаться аппараты, в конструирование которых имплицитно вложен труд всех квалифицированных наблюдателей Марса. Таким образом, скорость взгляда, понимания, воображения, научного анализа имеет материальные следствия. Тут мы вторгаемся в область зрения, распознавания образов и других разделов психологии, которые пока слабо связаны с каким-либо учением о времени.
Вспомним простейшую “теорию относительности”: мы видим идущего вдали человека и интуитивно считаем его рост не меньше своего. Почему? Что такое это интуитивно? Мгновенное понимание, ничего более, у которого, наверное, есть определенная скорость, но по сравнению со всеми физическими процессами, нам известными, мы ее считаем мгновенной. И чтобы не поступать интуитивно, что не кажется надежно, Лоренц ввел конечную скорость для сравнения двух наших систем – нашей и той, с которой движется тот человек. И оказалось, появился сдвиг во времени, поскольку мы живем биологическим временем, и “сдвиг” естественно появляется, поскольку за промежуток преодоления расстояния мы немного, но прожили. Если ввести другой эталон сравнения, не скорость света, а например, скорость звука, сдвиг окажется более значительным. Да его все и наблюдают реально, когда сопоставляют увиденное событие и доносящийся от него звук, например, молнию и гром. Таков парадокс измерения с конечными эталонами, которого нет при измерении с бесконечными эталонами нашей интуиции.
Можно пока высказать предположение, что скорость материальных процессов, превышающих линейную скорость света, реальна. Это скорость мыслительных процессов. Она представляется нам чисто идеальной, происходящей в виртуальной области мыслительной деятельности. Но нельзя ли предположить, что существуют способы упаковки той же скорости света, которые ее увеличивают. Может быть некоторую аналогию дают компьютеры с их огромной скоростью операций. Является ли скорость их счетных операций физической скоростью? Что означает выражение “компьютер работает со скоростью миллион операций в секунду”? Выше ли это линейной скорости триста тысяч километров в секунду? Честно говоря, мне не решить этого сравнения. Но мы видим лишь материальный результат гигантской скорости переработки информации.
Таким образом, наши рассуждения дошли теперь до того места, с которого начали и Кант, и Бергсон. Априорные формы чувственности, которые стали основой кантовского суждения о времени, есть знание об объективном природном процессе – скорости течения внутренней жизни человеческого существа. Но чувство и знание предполагает и вторую скорость, не совпадающую с базовым процессом, идущим с астрономической невозмутимостью и точностью. Произошло выделение из времени, иначе его невозможно осознать. Мы видели, что чувство времени свойственно любому живому существу, но осознание времени – только человеку. Оно есть синоним самосознания, главная его составляющая.
Человек некогда пришел к интуитивному решению использовать внутреннюю мерную поступь времени для измерения внешних событий и начал изобретать различные часы. А Кант стал первым, кто осознал, что именно используется познающей личностью как мерный инструмент – время собственного бытия. Мыслитель назвал такой процесс использования старинным философским термином созерцание. То есть как бы сосредоточение, углубление в себя,
Бергсон назвал тот же процесс постижения интуицией. Он пытался высветить, подчеркнуть не сознательное использование времени, которое сравнил с процессом кинематографической съемки действительности с помощью пунктира пустых остановленных кадров, которые могут заполняться любым содержанием. Он выделил и постулировал только само наличие этих кадров, самих рамок, которые есть остановки, мгновенные срезы бесконечного становления и течения появляющегося и тающего времени, которые можно использовать для познания. Их удобно применять как рабочий инструмент. Но подлинное течение, промежутки между кадрами он определил как интуицию, своего рода инстинкт разума, для которого никакой скорости нет. Недаром его последующие после основополагающей диссертации исследования в большой части посвящены памяти – главной психической основы “второй скорости”, соединяющей времена, которая схватывает, охватывает все времена в одном миге. Психологическое время, которое стало предметом исследования Бергсона, позволяет понимать, как течет первая, обычная “река времен”. И куда она течет.
Об этой высшей скорости, о научной и житейской интуиции, о чудесном угадывании, о мигах прозрения, высшего откровения и вневременного проникновения в суть происходящего или предсказания будущего написаны монбланы книг. Все такие факты всегда описываются примерно так: “как будто молния пронзила мозг... и т.п.”. Имеют ли реальное значение эти слова, что стоит за ними? Достаточно любого примера, например, открытия формулы бензола Кекуле, которое произошло, как известно, во сне. Теперь эта формула работает вполне материально на любом нефтеперерабатывающем заводе. Что же, признать пустячной, эфемерной эту мгновенную скорости понимания, схватывания? Но есть и другая их сторона. Хрестоматийные примеры происходивших во сне открытий, озарений всем известны и каждый из своего опыта знает, как можно каким-то внутренним зрением в некотором особом состоянии проникнуть на новый уровень понимания. Собственно говоря, это особое состояние и является наиболее притягательным для разумного существа. Мы хотим, силимся проникнуть в этот нездешний свет, иногда излишне, патологически стремимся. Знать будущее, проникнуть в связь состояний – на том стоит вся мистика.
Но ведь чудес не бывает. Имеется какое-то рациональное объяснение и для интуиции. Научное исследование этих сложных вещей идет. Известны и самонаблюдения ученых, когда к ним приходило решение давно чаемой задачи. Возможно, на примере решения как раз этих формализованных задач, привычных научному уму, мы сможем в первую очередь понять процесс интуиции. В науке он в первую очередь и требуется. Замечено главное условие включения другой скорости, ускорения – напряженные размышления о данном предмете. Сначала возникает нравственная необходимость, затем начинается сознательное формулирование задачи и в какой-то момент происходит таинственное включение. Тот факт, что решение может придти во сне или во время болезни или в момент какого-то отвлечения, изменения сознания свидетельствует о независимости процесса решения от сознательных отделов мозга. Решение идет в другом измерении, как бы не в нашей жизни, а мы о нем только догадываемся.
Некоторые намеки в механизме сочетания двух скоростей для решения насущных и глубоко волнующих задач содержались в экспериментах группы Н.И. Моисеевой по исследованию так называемой “индивидуальной минуты”, которая у каждого несколько отличается от минуты астрономической. Если попросить человека посчитать время про себя и сравнить потом с часами, чаще всего он или “растянет” или “сократит” минуту. Этот прием как раз и основан на слабом чувстве времени у человека и навязывании им самому себе сознательного отношения к течению времени. Чаще всего обманывающим его. Но это отсутствие чувства с лихвой окупается способностью человека “раздвигать” внутреннее время. Ставя людей в стрессовую ситуацию, экспериментаторы обнаруживали, что люди способны решать такое количество и качество задач, которое в обычных условиях невозможно. “Когда организм поставлен перед реальной необходимостью обработать такой объем информации, который обработать за данное время невозможно, внутреннее время организма течет замедленно”, утверждают исследователи “индивидуальной минуты”. (Моисеева, 1980, 1981). Человек может в некоторых ситуациях ее растягивать, увеличивать. Такое происходит на пороге смерти, в рискованных и пограничных ситуациях. Это таинственное свойство и есть интуиция, в которой обычное течение последовательных операций происходит с огромной скоростью, которая воспринимается как растягивание времени.