Приданое лохматой обезьяны
Шрифт:
– У всей семьи проблема с желудком.
– Дождитесь утра и…
– Двадцать девятая, вы робот-сквоттер? – закричала я.
– Нет, – обиженно отозвалась женщина. – А что у вас случилось?
– Ведь я уже сказала: у людей понос! – гаркнула я.
– «Скорая» по такому диагнозу не выезжает. Хотите, дам номер платной неотложки? – неожиданно проявила сострадание диспетчер.
Мне всегда казалось, что за деньги лечиться лучше, поэтому я обрадовалась.
– Диктуйте.
На подстанции, где оказывали услуги за наличный расчет, отреагировали немедленно, но вопрос
– Что у вас случилось?
Я, наученная горьким опытом общения с представителями муниципальной медицины, резко сгустила краски:
– Людям очень-очень плохо. Тошнота, понос, температура, озноб, сыпь, почесуха, судороги. Имеем весь набор. Только скорей приезжайте. И не спрашивайте про беременность, в данном случае она ни при чем.
– Больные выезжали за границу? – поинтересовались на том конце провода.
– Да, да, да, – соврала я, – в Париж.
– Франция не Средняя Азия, – обрадовалась диспетчер. – И мне бы не понравилось услышать про командировку в Дели.
«Вилка, ты идиотка!» – обругала себя я. Прогулка по столице влюбленных не может насторожить доктора. Во Франции со времен Средних веков не случалось эпидемий холеры, чумы и оспы. А вот в населенных пунктах по берегам реки Ганг можно подцепить любую болезнь. Я очень хочу, чтобы в кратчайший срок к нам примчался автомобиль, забитый лекарствами, с парочкой специалистов. Я оплачу все счета, ждать до рассвета преступно. Если Юра покорно взял лекарство, значит, ему на редкость плохо.
– Погодите, погодите, – зачастила я, – Париж был последним пунктом их пребывания. До этого Юрий и Нина посетили Гаити, Замбию, Конго, заехали в Индию, Пакистан и заглянули в Бангладеш. Вот!
– Диктуйте адрес, – приказала диспетчер.
Страшно довольная собой, я вернулась в спальню и, не зажигая света, шлепнулась на кровать.
– А-а-а… – простонал матрас. – Нельзя ли поосторожней?
– Ты лег на мою половину, – вздохнула я, отползая в сторону, – раскинулся поперек. Эй, Юрасик, тебе лучше?
– Не особенно, – заныл Шумаков.
– Но ты вышел из туалета! – обрадовалась я.
– Живот больше не выворачивает, – признался Юра.
– Вот видишь! Следовало сразу принять лекарство, – менторски подчеркнула я. – В другой раз не спорь!
– Я ничего не ел, – сонно ответил Шумаков, – положил на место в аптечку целую упаковку.
Я села на постели.
– Ты не проглотил гель?
– Нет, – промямлил Шумаков.
– Но ты его забрал! – недоумевала я.
– Отлично понимал: если не возьму тюбик, ты не отстанешь, простоишь под дверью до утра. – Юра зевнул. – А мне неудобно пользоваться сортиром, когда подслушивают. Я застенчивый.
Меня смело с кровати. Шумакову вовсе не плохо, он слопал несвежий гамбургер и уже оклемался. Надо срочно отменить вызов «Скорой»!
– Что надо? – прохрипел в трубке мужской голос.
Я удивилась – до сих пор диспетчеры реагировали иначе. Но они были женщинами…
– Хочу отменить вызов «Скорой», – зачастила я, косясь на часы, которые показывали пять утра, – десять минут назад я вам звонила. Извините, у нас уже все выздоровели.
– Хорошо, – буркнул дядька.
– Не забудете? – не отставала я.
– Задержал машину, – еле слышно ответил диспетчер.
С чувством выполненного долга я вернулась в спальню и сладко проспала до десяти.
Вырвавшись из лап Морфея, я с удивлением обнаружила около себя похрапывающего Шумакова. Ткнула его в бок и спросила:
– Что ты делаешь?
Юра приоткрыл один глаз.
– М-м-м, Вилка, ты за последнее время стала очень любопытной. Сначала допытывалась, с какой целью я зашел в туалет, теперь интересуешься моими действиями в постели. Я сплю! Мне очень хорошо.
– Тебе станет очень плохо, когда ты поймешь, что опоздал на работу, – вздохнула я. – Живо вставай, на планерку не успеешь! Советую по дороге придумать какой-нибудь эксклюзивный форс-мажор. Похороны очередной троюродной тети не прокатят.
Шумаков повернулся на другой бок и натянул одеяло на голову.
– У меня отгул, – глухо прозвучало из-под пуховой перинки. – Что за манера терзать человека?
– И откуда мне знать про твой неожиданный выходной? – резонно ответила я.
– Я написал записку, – еле слышно пробормотал Юрасик, – прикрепил ее на входную дверь. Специально выбрал это место, думал, ты увидишь…
Членораздельная речь Шумакова перешла в бормотание, затем в храп.
Я натянула халат. А еще мужчины обожают порассуждать на тему странностей женской логики! Юра пришпилил листок на выходе, не подумав, что я, проснувшись, начну сразу его трясти. Следовало положить писульку на тумбочку.
Стараясь не шуметь, я выпила кофе. Затем попыталась накормить котопса, но тот не пожелал покинуть место около головы обожаемого хозяина. Даже не пошевелился, когда я зашептала:
– Иди, поешь.
Нина и Гена дрыхли без задних ног, а вот Варвара Михайловна обнаружилась в прихожей.
– Уже убегаете? – из чистой вежливости спросила я.
Тетка приложила палец к губам.
– Тсс. Не хочу, чтобы они проснулись и привязались. Есть задумка! Мне дали адрес одного тамады. Дорогой, собака! Но обещают устроить незабываемый праздник, все сдохнут от зависти, прямо лопнут. Хочу сначала сама с ним поговорить. Нинка ребенок, что увидит, то и просит. Если мне мужик по сердцу придется, тогда его дочери предъявлю. Иначе получится, как с платьем: она упрется рогами и не сдвинется. Охохоюшки…
– Вы не производите впечатления человека, который не способен сказать «нет», – отметила я.
– Кто мне на спину взобраться попытался, тот живо назад скатился, – кивнула Варвара. – Но Нинку жаль! Все ее подружки давно при мужиках, при детях, а моя в старых девках. Захотелось ей праздник устроить. Гена тапир, но другого-то нет. Придется с таким жить.
– Тапир? – переспросила я.
– Типа слона маленького, – скривилась Варвара, – ни то, ни се! Вроде и хобот есть, и спина широкая, а недоделыш типичный этот Генка. Попомни мое слово, разбегутся они вскорости. Зятек поймет, что из тещи копейки не выдавить, и смоется, а Нинка глаза протрет и сообразит: блин, тапира отхватила. Ну, как в песне поется: «Думала, джекпот, присмотрелась – идиот».