Приди и помоги. Мстислав Удалой

Филимонов Александр Васильевич

Поговорив по дороге с молодцом, Лугота решил не спешить выезжать из Владимира. Тот проводил его до городской торговой площади. Там, потолкавшись между лавками, Лугота разузнал, что назавтра отправляется небольшой обоз до Твери. Все выяснив, он нашел хозяина обоза и договорился с ним пойти сопровождающим — без всякой платы. Пускал его хозяин обоза и к себе переночевать эту ночь. Ну и слава Богу. До Твери Лугота уже ехал не один. А это, считай, половина пути до Новгорода.

Новгород будто проснулся после долгого и безрадостного сна — на улицах стало оживленнее, веселее. Новый князь, Мстислав Мстиславич, ознакомившись с бедственным положением горожан — припасы почти у всех кончились, а подвоза из низовских земель, богатых хлебом, ни осенью, ни в новом году не было, — первым делом распорядился открыть кладовые князя Святослава. Никакой торговли — Мстислав Мстиславич велел посчитать все имеющееся зерно и разделить на всех

поровну. В городе это вызвало огромную радость! Новгородцы гордились сами собой, чего уже давно не было. Не зря они посадили к себе на стол удалого князя Мстислава — вон как он за них радеет! Другой бы князь продавал хлеб, а этот — бесплатно. К вечеру того дня, когда началась раздача, по городским улицам поплыли теплые запахи свежеиспеченных хлебов.

Но это было самое малое, что мог сделать для Новгорода Мстислав Мстиславич. Основной задачей было — удержать так неожиданно завоеванный княжеский стол. Он понимал, что великий князь Владимирский просто так этого дела не оставит. Поэтому и не отпускал во Владимир малолетнего Святослава, надеясь, что великий князь как любящий отец — недаром его в народе прозывают Большим Гнездом — станет теперь посговорчивее в споре за Новгород.

И все же, хоть Святослав с дворянами своими и находился у Мстислава в заложниках, ополчение нужно было собирать немедленно, и ополчение огромное, невиданное. Мало ли что может случиться с юным Святославом! Прохватило сквозняком, слег, пару дней пометался в жару — и помер. Это, например, к слову. Но вот с военной силой великого князя — уж точно ничего случиться не может, и в этом многие раньше убедились. Пришлось князю Мстиславу еще несколько раз на вече убеждать новгородских граждан в необходимости такого ополчения. Чтобы не только Новгород поднять, а и всю землю новгородскую.

Послали и в Псков, и на Ладогу, и на Белоозеро, и ко Мстиславичу Василию, в Торопец. Знаменитые кузнецы Кузнечной слободы, что занимала добрую половину Неревского конца, день и ночь ковали мечи, крутобокие шеломы, брони разные — на любой размер. Другие кузнецы, торопясь, выделывали что попроще — железные острия для стрел, наконечники для копий и сулиц. Граждане вооружались — забыты были мелочные раздоры, распри и прочие недоразумения. Обозначен общий враг — князь Всеволод.

И теперь у новгородцев появился предводитель, какого давно они ждали и хотели.

Мстислав Мстиславич каждый день устраивал смотр вновь набранным войскам, трудился не жалея сил. Было не до пиров, не до развлечений — успеть бы упредить великого князя: собрать и двинуть ополчение ему навстречу, чтобы войска сошлись где-нибудь подальше от новгородской земли.

Мстиславова старшая дружина, во главе которой он прибыл в Новгород, пользовалась особым уважением. Дружинники усердно пожинали плоды своей славы: их наперебой приглашали в гости, одаривали щедро. Пока не сошла первая — самая высокая — волна народного ликования, каждому новгородцу, сознающему себя гордым носителем древних вольностей, хотелось как-нибудь получше угодить своим освободителям.

А самым счастливым человеком в те дни был, конечно, Никита. Как же — молодой, красивый, сын почтенного и любимого в Новгороде Олексы. Думали, что пропал вместе с отцом, а он — в воде не утонул, в огне не сгорел, словно богатырь из сказки воскрес и снова появился, чудесно преображенный. Одним словом — самый завидный жених в Новгороде. Отцы, имеющие дочерей на выданье, зашевелились! Все верили теперь, что старые времена, когда Новгород богател и процветал, вернулись прочно и навсегда. Под жестокой рукой великого князя заглохла торговля новгородская, стали хиреть промыслы и всякие ремесла. Многие, не видя для своих детей достойного будущего на родной земле, начинали искать для них лучшей жизни в чужих землях. Много юных красавиц уехали невестами в неметчину, к корелам, в Литву и к ляхам. Не возле родителей, не на родине, а все же — пристроены, и слава Богу.

Теперь же — другое дело! Теперь незачем новгородских дев иноплеменникам отдавать. Здесь им женихи найдутся. И возродится земля новгородская.

Никиту, что называется, взяли в оборот. У дяди Михаила в доме, где поселился Никита, целыми днями толклись гости — даже и такие появлялись, которые при Мирошкиничах забыли дорожку к родственнику казненного Олексы. И каждый норовил с Михаилом уединиться и потолковать о том, что, мол, у нас — товар, а у вас — купец. Дядя Михаил заважничал, с хлопотливыми отцами вел долгие туманные разговоры, научился на глаз определять — кто честно породниться хочет и породу свою улучшить, а кто — стремится подмазаться, прилепиться к богатой и влиятельной родне. Жаловался, вздыхая, на нынешнюю непослушную молодежь, у которой свое на уме — лишь бы подольше не жениться. И гордился племянником до невозможности! Если Никита не бывал занят поручениями от князя Мстислава, то дядя Михаил тащил его на люди —

покрасоваться, зайти в два-три дома, куда приглашали и отказываться было невежливо, невзначай устроить смотрины двум-трем, а то и четырем-пяти дочкам радушных хозяев. И надо сказать, что среди дочек попадались такие, что даже у Никиты, занятого лишь мыслями о предстоящем походе против великого князя, голова шла кругом. Хоть бросай все и в самом деле женись, заводи свой дом, хозяйство, дело свое заводи. Все дороги открыты. Иногда Никите приятно было об этом помечтать, особенно — перед сном, еще не успев провалиться в яму забытья. Глупыми мечтами этими все и ограничивалось. И дяде Михаилу, и тетке Зиновии, и даже посаднику Твердиславу, который по дядиной просьбе пытался соблазнить Никиту радостями будущей оседлой жизни, было твердо сказано: главная дорога для Никиты — та, что проложена будет князем Мстиславом Мстиславичем, и Никита пойдет по ней за князем до самого конца. Если дорога сия приведет Никиту в тихое место, к семейному очагу, — значит, так тому и быть. Если князь Мстислав поведет дальше — Никита пойдет туда же. Может быть, Никита был единственным человеком в Новгороде, понимающим: долго здесь князь не задержится — Русь большая, и много в ней мест для славных подвигов, для которых и проснулась душа Мстислава Мстиславича.

Тем временем ополчение было создано. Никогда еще Новгород не видел у себя такого огромного войска, собранного со всех концов земли и объединенного общим желанием отразить врага. Были многие рати, вставали новгородцы в единый строй — например, когда разбили князя Андрея Боголюбского с его суздальцами. Но теперешнюю воинскую силу Новгорода было с тогдашней не сравнить. И противник ей предстоял, пожалуй, вдесятеро сильнее, чем князь Боголюбский, — родной брат его, Всеволод Юрьевич, половину всей русской земли держащий в руках.

Едва князь Мстислав провел войскам последний смотр, как тут же велел выступать. Не зная точно, где следует искать встречи с противником, на военном совете решили двигаться к Новому Торгу, как к пограничному городу новгородской земли, а оттуда, не задерживаясь, — на Тверь и далее. Там, возле Волги, поля широкие, удобные для битвы.

Войско пошло. По наезженному торговому пути, вдоль реки Меты, скованной льдом, потекла живая, дышащая паром и звякающая железом, нескончаемая людская река. Князь Мстислав, отказавшись занять место в середине войска, возглавил движение и ехал впереди дружины. Он хотел первым увидеть врага — не выслал даже сторожевого отряда. Не позволил также везти свои хоругви и знамена в обозе, и дружинникам пришлось нести их вслед за князем, развернутыми, древком вставленными в стремена. Эти знаки княжеского достоинства были весьма тяжелыми, и хоругвеносцы часто сменяли друг друга. Но зато как было красиво! На белом коне — князь в сияющем шлеме, над ним гордо колышутся алые с золотом аксамитовые полотнища знамен, лики святых на хоругвях, строгие и торжественные, словно осеняющие своей благостью князя и его полки, и за ним — неисчислимая сила, готовая по первому слову князя броситься вперед и победить. Да, только для победы предназначалась эта сила.

По заснеженным дорогам продвигаться было нелегко, и войско сильно растянулось, несмотря на старания воевод и сотских не допускать заторов и ненужных, но вынужденных стоянок. Перейдя Торжок, Мстислав Мстиславич остановился и целый день ждал, пока не подтянутся отстающие. И потом — еще день стояли, чтобы дать людям и коням отдохнуть.

Наконец дошли до урочища Плоского, и здесь Мстислав Мстиславич распорядился делать станы и готовиться к встрече с врагом. Отсюда начинались владимирские и суздальские земли, и остановиться именно здесь для князя Мстислава было важным и продуманным решением. Во-первых, не заходя на землю великого князя, он как бы заявлял, что на чужое не посягает, а стремится лишь защитить свое — и так было по справедливости. Во-вторых, если война случится, то вестись она будет далеко от Новгорода, на вражеской земле, и этим врагу будет нанесен дополнительный ущерб. И наконец, в-третьих — уж очень место было подходящее для решающей битвы: можно было не торопясь расположить полки на равнине, имеющей легкий пологий наклон в сторону неприятеля. Оставалось ждать подхода владимирской рати — она никак не могла миновать Мстиславова войска.

Без дела в ожидании сидеть не пришлось никому. Мстислав Мстиславич распорядился укрепляться хорошенько, ставить на дорогах засеки, оплетать станы густыми дебрями, чтобы было сподручнее, если придется отступить. Рассылал во все стороны дозорные отряды: даже хорошо укрепленному в стане войску нельзя быть застигнутым врасплох. Сотникам особо строго наказывалось, чтобы люди не расслаблялись беспечно — всегда были в бронях и при оружии, хоть бы и не испытывая от этого неудобства. Ежедневные переклички, смотры, починка и замена поломавшегося в пути снаряжения дополняли картину общей деловитости, которая так приятна была сердцу князя Мстислава.