Приемное отделение
Шрифт:
— Небольшая ведомственная клиника, оказывающая платные услуги… — соблазняла Виктория Васильевна. — Никаких бомжей и маргиналов, никакой суеты, никакой нервотрепки… Заведовать терапией в такой клинике очень престижно…
Алексей Иванович слушал не перебивая, только кивал согласно. «Клюнул!» — обрадовалась Виктория Васильевна, забыв народную мудрость, советующую не говорить «гоп» раньше времени.
— Скажу честно, — Виктория Васильевна положила правую руку на грудь, что в ее понимании должно было обозначать высшую форму доверительной искренности, — мало кого я могла бы рекомендовать на этот пост в такую клинику, но вас, Алексей Иванович, могу! Главный врач медсанчасти мой старинный приятель…
Боткин интенсивно затряс головой, словно отгоняя какое-то наваждение.
— Что такое?! — обеспокоилась Виктория
Однажды кандидат в доктора, то есть врач, пришедший устраиваться на работу, устроил в кабинете Виктории Васильевны эпилептический припадок. Тоже так вот потряс головой, потом запрокинул ее, закатил глаза, открыл рот, как-то страшно, пугающе захрипел, потом свалился на пол и начал биться в судорогах. Кстати говоря — без пены у рта, этого вечного кинематографического атрибута эпилептического припадка. Сказать, что Виктория Васильевна тогда перепугалась, означает не сказать ничего. Сама от неожиданности чуть в обморок не упала. Зато посмотрела большой эпиприпадок, первый и, как очень надеялась, последний раз в жизни. Надо сказать, что далеко не всякому врачу удается увидеть эпилептический припадок. Подавляющее большинство имеет дело с больными уже по завершении припадка. А тут на тебе — такая классическая картина, слово в слово по учебнику. Виктория Васильевна вспомнила, и ее передернуло.
— Нет, все хорошо, — Боткин перестал трясти головой. — Спасибо вам огромное, Виктория Васильевна, только я не могу принять это предложение.
— Но почему? — недоумевала Виктория Васильевна. — A-а… Я, кажется, понимаю, в чем дело. Вам вряд ли разрешат жить при медсанчасти, но с учетом того, что ваш новый оклад будет больше…
— Я не об этом, Виктория Васильевна! — Боткин испугался, что его сочтут настолько меркантильным. — Я просто не могу, потому что знаю, что не потяну, не справлюсь!
— Не справитесь? Не думаю, не думаю… — покачала головой Виктория Васильевна. — Вы — опытный, знающий врач, зарекомендовавший себя за время работы с самой лучшей стороны…
«Лучше бы ты был тупым недалеким алкашом, — подумала она, глядя на покрасневшее лицо Боткина, — тогда бы с тобой проблем не было».
— …Конечно, поначалу все кажется страшным, пока нет уверенности в своих силах. Меня саму когда-то на заведование, можно сказать, пинками выгоняли, тоже боялась…
Насчет пинков Виктория Васильевна слегка приукрасила, или если уж честно, то не слегка. Никто ее на заведование не выгонял, напротив, устав ждать, пока ее заведующая отделением уйдет на пенсию (та на словах все собиралась-собиралась, мечтала о заслуженном отдыхе, а на деле продолжала работать), Виктория Васильевна написала на нее анонимку в Главное управление здравоохранения Мосгорисполкома. Намешала всего, что только можно было намешать, круто намешала, от вымогательства подарков и денег у пациентов до антисоветских высказываний (дело было при социализме в застойные, доперестроечные времена). Результат получился ошеломляющим. Ночью, после первого же вызова в управление, у заведующей случился инсульт, да какой — левосторонняя гемиплегия, то есть полное отсутствие произвольных движений мышц левой половины тела, с моторной афазией, расстройством речи. С таким «набором» работу продолжать невозможно. Виктория Васильевна проходила три месяца в исполняющих обязанности, пока заведующая находилась на больничном, а как только та получила вторую группу инвалидности, стала «полноценным и полноправным» руководителем отделения без приставки «и. о.». Заодно и вынудила уволиться потенциальную конкурентку, тоже метившую в заведующие отделением — пустила слух, что это конкурентка написала ту самую кляузу в Главное управление здравоохранения. Сотрудники отделения поверили и демонстративно перестали общаться с «кляузницей» (старую заведующую, несмотря на ее недостатки, главным из которых была излишняя эмоциональность, в отделении любили). «Кляузница» не выдержала морального дискомфорта и свалила во второй госпиталь инвалидов Великой Отечественной войны, ныне переименованный в госпиталь для ветеранов войн. Одним, так сказать, махом двоих побивахом. Изящно и эффективно.
— …Но понемногу втянулась, привыкла. И вы привыкнете. Расти надо, не век же в приемном отделении дежурить. Да и почему вы так в себе сомневаетесь, Алексей Иванович? Вы же, кажется, говорили,
— Исполнял, было дело, — подтвердил Алексей Иванович, краснея еще больше.
— Так в чем проблема? — На сей раз Виктория Васильевна удивилась искренне. — Порядки везде одни и те же, болезни — тоже. Подумайте хорошенько, Алексей Иванович, только учтите, что подобные предложения делаются нечасто.
Виктория Васильевна позволила себе немного нахмуриться и поджать губы.
— Да я понимаю, Виктория Васильевна, и очень благодарен вам, но не могу… Вы не подумайте, пожалуйста, что это я кочевряжусь или лысого брею…
— Лысого бреете? — Виктория Васильевна удивленно поиграла бровями.
— Ну, в смысле, делаю вид, притворяюсь, — окончательно смутился Боткин, — так у нас говорят…
— А что еще у вас говорят?
Алексей Иванович не уловил некоторой взвинченности в голосе начальства.
— Что еще? — призадумался он. — Так сразу и не вспомнить… Ну, например, трехлитровую банку у нас называют баллоном, а банкой зовут большую металлическую бочку, вкопанную в землю. Получается что-то вроде маленького погреба. В гаражах их делают обычно.
— Вот как? — вежливо удивилась Виктория Васильевна. — Интересно…
— А «мороговать» или «морговать» — означает «брезговать», — оживился Боткин. — А еще говорят… Простите, Виктория Васильевна, у вас, наверное, дела…
— Дела, — подтвердила Виктория Васильевна. — Так что же с моим предложением, Алексей Иванович?
На слове «моим» она сделала ударение, намекая на то, что отказ может быть воспринят ею как личное оскорбление, но Боткину не было дела до подобных логических выкладок.
— Вынужден отказаться, Виктория Васильевна. В Мышкине отделением заведовать — одно дело, в Москве — совсем другое. Да еще в ведомственной клинике, да с платными пациентами… Не потяну я, сам опозорюсь и вас подведу. Нет, не могу…
— Дело хозяйское. — Виктория Васильевна поняла, что Боткин не согласится, и больше уговаривать не стала, зачем зря время терять. — Была бы честь предложена, а там… Идите, Алексей Иванович, я вас больше не задерживаю.
Боткина, живущего при больнице, точнее — в больнице, можно было пригласить для разговора и в его выходной, но среди немногочисленных принципов Виктории Васильевны был и такой, согласно которому не стоило «дергать» подчиненных в нерабочее время без крайней на то нужды. Поэтому Боткин был вызван в день очередного своего дежурства, и замещала его на приеме заведующая отделением, не знавшая причины вызова и оттого немного терзаемая любопытством. Заместитель главного врача по медицинской части не вызывала подчиненных к себе без повода или по пустякам. Для разговоров по душам и обмена сплетнями у Виктории Васильевны имелись в больнице две задушевно-заклятые подруги — главная медсестра Лариса Игоревна и заведующая аптекой Галина Владимировна, люди соответствующего уровня, своего, так сказать, круга, принадлежащие к больничной элите. Галина Владимировна, менявшая по сезону не только одежду, но и автомобили — зимой она ездила на белом «Ниссане Кашкай», а когда снег и лед сходили с дорог, пересаживалась на белую же «Октавию». Считалось, что своим бросающимся в глаза благосостоянием Галина Владимировна обязана сыну, владельцу мебельного магазина в Мытищах. Но это была официальная версия. На самом же деле и Галина Владимировна, и ее сын вместе с семьей и хронически убыточным магазином, и ее дочь, студентка Первого меда, существовали (и довольно неплохо, надо сказать, существовали, дай бог каждому) на побочные доходы от аптеки. Если иметь голову на плечах и благословение небес, то есть одобрение главного врача, то из любой больничной аптеки можно сделать настоящую сокровищницу Аладдина, из которой сколько ни черпай, все равно не убудет.
— Что там случилось? — первым делом поинтересовалась Ольга Борисовна, когда Боткин явился к ней в кабинет доложить, что вернулся в отделение.
По его сконфуженному виду было ясно, что что-то точно «случилось». Вообще-то Боткин конфузился часто, по нескольку раз в день, но Ольга Борисовна уже научилась разделять эти конфузы по уровням или, лучше сказать, степеням. Сейчас Алексей Иванович отходил от конфуза значительного, явно первой степени.
— Ничего не случилось, Ольга Борисовна. Просто Виктория Васильевна решила принять дальнейшее участие в моей судьбе…