Приемные дети войны
Шрифт:
Глава V
Кавказское солнце щедро заливало лучами окна тбилисского госпиталя.
В палату Грималовского ввалился Варгасов.
— Прибыл в ваше распоряжение, товарищ капитан, — шутливо отрапортовал он. — Если желаете, выступлю с концертом. — И, посерьезнев, спросил: — Солдатский телеграф донес, будто тебе сам профессор Чековани операцию сделал? Ну как? Ребята волнуются.
— Сам видишь. Рука по-прежнему висит как плеть.
— Эх, дела-передряги… — промолвил радист. — Лобозов географию изучает — бился в Испании, бомбил Румынию, а ты — хирургию. Скоро сам эскулапом
— Что поделать, — огорченно отозвался штурман. — Душа наизнанку вывернута. Такая глупая история — руку потерять… Если бы в бою…
— Не хандри, парень, — вмешался моряк Сергей. — Бывает и хуже. Ты еще вернешься в строй…
— Когда еще это будет? — тяжело вздохнул Грималовский. — Эх, скорей бы в часть, к ребятам. Соскучился. Прямо не знаю, что делать. Время тащится еле-еле. Еще месяца два валяться на койке.
— Займись чем-нибудь.
— Чем?
— Хотя бы сочинением мемуаров, — рассмеялся Варгасов. — А что, самое милое дело. Ты уже в таких передрягах побывал… Рассказать — не поверят. Пиши, пока свежо в памяти: о Севастопольской битве, ночных разведках, потопленных транспортах.
— Во-во, — вставил моряк. — Занятие подходящее. Да и соседям приятственное. Обязуюсь быть первым читателем.
— Брось свои шутки, — оборвал его штурман. — Левой немного напишешь. Письма и те через силу пишу. Не тянет меня к этому. Все мысли там — на аэродроме.
— Вот язык! — опять не утерпел Сергей. — Ты ж по ночам все байками разговариваешь. Будто не слышал. Все тебе грезятся какие-то ангары, капониры, пулеметные очереди, торпедные атаки. Бредишь? Ерунда! Просто душа требует, чтоб поделился с кем-то воспоминаниями. Больно они переполняют тебя, спать не дают.
"А вполне возможно, что он прав, — думал Грималовский после ухода радиста. — Столько всего накопилось… На целый роман хватит. Но много ли напишешь левой рукой? Одни каракули выйдут. А впрочем, ее надо разрабатывать — она теперь кормилица. Стоит попробовать. Но с чего начать? Пожалуй, с предпоследнего полета, когда с Мординым ходил на разведку. Подробности еще свежи в памяти".
Он вытащил из тумбочки штурманский блокнот с вложенным в него карандашом, положил перед собой на одеяло и неумелыми пальцами левой руки вывел:
На воздушной разведке
"…На командном пункте полка царило обычное, характерное для фронта оживление. Приходили и уходили экипажи, сновали посыльные, радист настойчиво вызывал затерявшуюся в эфире "Чайку". Полковник Рождественский сосредоточенно рассматривал карту, постукивая по столу пальцами, и заметил нас лишь тогда, когда мы стали докладывать о прибытии.
— Задание трудное и весьма ответственное, — сказал он, придвинув к нам карту. — Пойдете на разведку крымских аэродромов Сарабуз и Саки. Визуальным наблюдением и аэрофотосъемкой установите количество и типы самолетов противника. Учтите, аэродромы прикрываются истребителями. Придется нелегко, но я на вас надеюсь.
От командира мы двинулись прямиком на стоянку, взялись за подготовку к полету. Занятие привычное: летчик Мордин проверяет управление "бостона", стрелок-радист возится с пулеметом, я — с фотоаппаратурой.
В назначенный час поднимаемся в воздух. Летим на малой высоте. Под нами — море. Водная гладь ярко освещена солнцем.
Приближаемся к Крыму. Его южные берега вырисовываются на горизонте узкой каймой, которая все заметнее растет, ширится. Когда под плоскостями проплыла Ялта, стрелка высотомера показывала 5000 метров. До цели остались считанные минуты.
Вот и Сарабуз. Чтобы лучше разглядеть объекты разведки и не дать врагу вести прицельный огонь, заходим со стороны солнца. За несколько километров от аэродрома нас начинают обстреливать зенитные батареи. Мордин выводит самолет на боевой курс. Включаю фотоаппараты и передаю по ларингофону:
— Так держать, снимаю.
Мордин выдерживает машину в прямолинейном полете. Но проходит несколько секунд, и самолет заметно стал сползать с курса. "Объектив может не захватить весь аэродром, — проносится в уме, — а на повторную фотосъемку рассчитывать не приходится". Даю команду:
— Пять вправо!
Но "бостон" продолжает сползать с курса. Значит, летчик не слышит меня. Вызываю радиста и стрелка, но ответа нет. Очевидно, осколками во время обстрела перебило проводку внутренней связи. Остается только одно — объясняться жестами.
Внезапно прекращают огонь зенитки — признак появления истребителей. С аэродрома, оставляя за собой густые хвосты пыли, взмывает четверка "мессершмиттов". Мордин их не видит, наш самолет продолжает полет по прямой. Как ни обидно, но у меня нет иного выхода и приходится ждать, пока летчик обернется ко мне. Кажется, время остановилось. Бросаю взгляд на часы: секунда, вторая, третья… Наконец-то! Спокойный взгляд Мордина скользнул по мне, и я тотчас просигналил ему об опасности, показав четыре пальца на левой руке. Летчик понял смысл несложного кода и утвердительно кивнул головой. Не сворачивая с курса, он выжимает из моторов предельную скорость. Выскакиваем над аэродромом Саки с длинными бетонированными взлетно-посадочными и рулевыми дорожками, на которых стоит множество разнотипных самолетов. Включаю аэрофотоаппараты.
Летим над целью, а зенитки почему-то молчат. Это не к добру. Осматриваюсь. Сзади, парами справа и слева нас атакует квартет истребителей. Заняв исходную позицию, они открывают огонь. Наши стрелки не отвечают. Что с ними?
Положение становится критическим. Не опасаясь ответного удара, мессеры теперь могут подойти вплотную и безнаказанно нас расстрелять. В бессильной ярости сжимаю кулаки. Всматриваюсь вниз. Далеко, над самой водой, виднеется сплошная пелена облачности. Поворачиваюсь к Мордину. Резким движением руки показываю ему: "Пошел вниз!" Мгновение — и выходим в пике. В моей кабине поднялась пыль, засвистело в ушах. В пылу боя я не заметил, как осколками посекло "штурманскую рубку", и теперь встречная струя воздуха бешено рвет все, разбрасывая незакрепленные предметы.
Бомбардировщик пикирует так стремительно, что стрелка указателя скорости давно проскочила красную черту. А мы еще не оторвались от истребителей. Но вот наконец кромка облаков. Они сразу со всех сторон окутывают самолет молочной пеленой, скрывают от преследователей.
Неудачи по-прежнему охотятся за нами. Стал сдавать правый мотор, поврежденный, видимо, пулеметной очередью. Продолжаем полет на одном. Отчетливо сознаю, какое мужество надо проявить Мордину, чтобы, не имея запаса высоты, уверенно вести тяжелый бомбардировщик.