Приговор Бешеного

Доценко Виктор Николаевич

— В город подбросишь? — спросил он.

— В город? — задумался парень лет тридцати, довольно внушительного телосложения.

— Не беспокойся, я заплачу.

— Сколько?

— Сколько скажешь.

— Хочешь, довезу до Садового кольца, годится?

— Вполне.

— Садись.

В огромной кабине грузового «мерседеса» было просторно, а над головой, за шторкой кто-то храпел, видно, напарник. Несколько минут ехали молча. Первым заговорил водитель:

— От бабы, что ли?

— Заметно, да? — довольно

хмыкнул Мушмакаев. Парень сам подсказал тему разговора.

— Есть немного, — улыбнулся тот. — Выгнала?

— Нет, муж вернулся, — сделал кислую мину Мушмакаев.

— Накостылял? — сочувственно спросил водитель.

— Нет, обошлось. Пока он с ней выяснял отношения, я и смотался.

— Повезло. Ты кто по национальности?

— Дагестанец, а что? — насторожился Мушмакаев. — Не любишь черножопых?

— Не заводись, парень. Если бы я имел что-то против иноверцев вроде тебя, то не стал бы тебя выручать.

— Извини, сорвался. Надоело: чуть что, так сразу на нас все валят. На каждом шагу документы спрашивают.

— А ты поспокойнее, понимать нужно, что это не к тебе лично, а вообще… Не говоря о том, что сейчас все москвичи к празднику готовятся.

— Вообще? Почему-то вообще тебя лишний раз не остановят и не станут тыкать, что ты какой-то не такой, даже и в праздник. Иногда мне даже обидно, что я не родился русским.

— А вот это ты зря! От своей национальности никогда не нужно отказываться. Это все равно что от своей матери отказаться. — В его голосе было что-то обидное, но Мушмакаев вдруг подумал, что не нужно развивать эту скользкую тему.

— Ты откуда едешь? — перевел он разговор в нейтральное русло.

— Из Болгарии консервы везу.

— Из Болгарии?

— Бывал там?

— Да, несколько дней назад вернулся.

— То-то я смотрю, загорелый какой.

Мушмакаев с трудом сдержал усмешку: нашел загорелого! Во-первых, он отроду очень смуглый, во-вторых, лицо его так заросло щетиной, что рассмотреть «загар», да еще в темноте, было и вовсе немыслимо.

— Да, немного отдохнул, поплавал… А где ты живешь?

— Сибиряк я. Из Омска. Знаешь такой?

— Как не знать? Большой город, — уважительно сказал Мушмакаев, радуясь тому, что парень из такого далека, что, вполне вероятно, и не слышал, кто такой Мушмакаев.

— Не только большой, но и красивый, зелени много, цветов. — Парень явно был патриотом своего города и с удовольствием перечислял все его достоинства.

— А мне и похвастаться нечем, — вздохнул Мушмакаев.

— А ты откуда?

— Из Москвы, — усмехнулся Муха.

— Да ты шутник, парень. Давно в Москве?

— Больше трех лет.

— Как я заметил, сколько бы кавказцы ни жили среди русских, акцент все равно остается.

— Откуда ты взял? Я же не очень долго живу здесь.

— Вспомни Кикабидзе? Или Нани Брегвадзе?

— Не знаю, может, ты и прав, — решил согласиться Мушмакаев. Его раздражало, что, о чем бы они ни заговорили, все время сбивались на национальный вопрос. — Извини, приятель, но ты не объявил мне свою цену.

— Какую цену? — не понял водитель.

— Сколько я тебе должен за проезд? — Он вытащил из кармана стодолларовую купюру. — Только вот сдачу придется искать: мельче нет.

— Убери, парень! — недовольно бросил тот. — Разве у вас в Дагестане требуют деньги, когда выручают кого-нибудь в трудную минуту?

— Извини, брат, не понял я, — смутился Мушмакаев и сунул деньги в карман. — Может, встретимся когда-нибудь? Тогда и я помогу в чем-то…

— Выпить хочешь?

— Тебе ж нельзя.

— Но тебе-то можно, — усмехнулся сибиряк и кивнул на бардачок. — Открой, во фляжке ракия виноградная, знакомый болгарин подогнал.

Мушмакаев открыл бардачок, нащупал там плоскую металлическую фляжку, отвинтил крышку.

— Из горла, что ли?

— Зараза к заразе не пристает, — успокоил водитель.

— Твое здоровье! — Мушмакаев отхлебнул пару глотков и тут же закашлялся. — Да в ней градусов пятьдесят, не меньше.

— Семьдесят шесть, — поправил довольный парень. — Ничего штучка, да?

— Сразу в голову шибанула, — согласился Мушмакаев, завинтил крышку и сунул фляжку на место.

— Ну вот, за разговорами и не заметили, как домчались. — Шофер стал тормозить. — Сейчас я поворачиваю и дую на стоянку, чтобы спокойно выспаться. Дальше, думаю, сам доберешься.

— Спасибо… Извини, ты не сказал свое имя…

— Мишкой меня зовут.

— Меня Алимхан. Спасибо, Миша, у тебя не найдется монетки позвонить?

— О чем разговор? Самому приходится позванивать: почти в каждом городе знакомая есть. — Он по-свойски улыбнулся и протянул пару жетонов.

— Еще раз спасибо, может, когда и встретимся.

— Мир не велик, увидимся! — Парень дружески хлопнул его по плечу, Мушмакаев соскочил с подножки, и машина пошла на поворот.

Несколько минут он смотрел ей вслед, удивляясь широкой натуре незнакомого водителя. Внутри у него что-то защемило: сначала этот странный Бешеный, теперь Михаил.

Трудно сказать, до чего бы довели его подобные мысли, но тут он увидел телефонную будку и поспешил к ней. К счастью, аппарат был исправен, и он торопливо набрал номер давнего знакомого, который жил совсем недалеко от Таганки. Время было позднее, и никто не поднимал трубку: то ли крепко спали, то ли отсутствовали.

Досчитав гудки до пятнадцати, Мушмакаев повесил трубку. Он очень надеялся, что застанет своего приятеля, с которым его связывало довольно бурное прошлое. Был еще один, но его телефона он не помнил.