Приговоренные к войне
Шрифт:
– Какое количество спецов в вашем Управлении? – прервал он меня.
– Со мною – восемнадцать.
– М-да, негусто… Сколько вам необходимо времени на обучение одного цикла курсантов?
– Неделя… на всё про всё.
– Когда будете готовы принять первую группу?
– Как только она прибудет.
Ответ, похоже, удовлетворил его полностью. Чего нельзя было сказать об ответах начальника штаба. Но причины тут крылись вовсе не в личности, а в невесёлых итогах…
Если начистоту – похвастаться было нечем. Миновало две недели после создания нашей пафосно провозглашённой структуры, Первой Земной Армии. И что мы успели за этот немалый на войне срок? Осознать перечень проблем? Их хватало.
Проблемы связи. Проблемы адекватности намерений полководцев. Проблемы сложности восприятия
Мы успели понять, что во многих случаях просто не знаем, что происходит в зонах влияния национальных корпусов, разосланных в разные стороны. Те знания, которые мы всё же получали с посыльными, как говорилось в Библии, – лишь приумножали наши печали.
Это нам только показалось на учредительном совете, что абсолютно все полководцы сумели по-настоящему осознать степень опасности ситуации. Да что там осознать?! Даже смирить свою гордыню, как оказалось, получилось не у всех. Кто-то затаил несогласие внутри, выдавая себя лишь вспыхивающим взором да несогласованными манёврами. Кто-то, напротив, открыто принялся выражать недовольство своей новой ролью и местом в образованной иерархии. Кто-то, особо не позиционируясь, рвался по-прежнему воевать в одиночку, сообразно понятиям своего времени и своим личным амбициям, скорее всего – не в состоянии перестроиться или хотя бы приспособиться к новым реалиям. И тем вносил в совместные действия разногласия и сумбур…
Разговор состоялся суровый, но конструктивный. Было решено спешно, до отъезда военачальников по местам дислокации, создать временные отряды связи и координации действий. Эти малочисленные, но жизненно важные подразделения начали формировать сразу же по окончании совещания, не откладывая. Утром они должны были, уже полностью укомплектованные спецтехникой, отбыть с каждым из присутствующих членов Объединённого командования.
…Когда страсти улеглись, вместе со светилом, опустившимся за горизонт, – мы остались втроём. Керосиновая лампа. Полутени на стенах. Нервно дёргающийся язычок пламени. Огненное жало приподнявшего голову змеевидного фитиля, ощупывающего застеклённый объём западни.
Мы, должно быть, также излучали мысли, прощупывали ими окружающее враждебное пространство. Мы также излучали незримый свет надежды – в победный исход; веры – в свою судьбу и плечо друзей; любви – к святому, которое у каждого своё. Мысли рвались прочь с этой планеты. Куда-то туда, где по-прежнему мерцал голубым светом крохотный и беззащитный шарик Земля, ещё недавно казавшийся любому из нас огромным и единственным в пустыне космоса.
Я смотрел на Жукова – легенду советского народа – и порой забывался. Я впитывал каждый его жест, каждое слово. Мне то верилось, то не очень, что передо мной находился легендарный полководец ТОЙ войны. САМ.
Много было доносов на этого выдающегося командира, но, хвала небу (или теории вероятности?!), его буйная голова осталась на плечах. Более того, за короткое время Жуков, как и многие другие уцелевшие в те годы, несколько раз подряд получал новые высокие назначения. Впечатлял его карьерный рост, за которым не стоял хруст черепов сотоварищей. Он девять лет командовал полком, четыре года кавалерийской дивизией, около двух лет кавалерийским корпусом и в течение двух лет прошёл должности от заместителя командующего округом и командующего округом до начальника Генерального штаба и заместителя наркома обороны. Всё это я помнил ещё с военного училища.
Планида не до конца отвратила свой лик от нашей многострадальной страны – иногда всё же поглядывала искоса. Малообъяснимо, но мы не потеряли талантливейшего полководца, сыгравшего одну из решающих ролей в достижении победы в Великой Отечественной войне.
«Бог войны» сидел рядом со мной и Данилой – на явной вечере.
Мы позволили себе расслабиться «на троих». Кожаный реглан лежал на топчане. На импровизированном столе дымилось мясо. Упырь колдовал над своей загадочной флягой, наливая по второй. Георгию Константиновичу определённо пришёлся по вкусу штрафбатский эликсир «Мольба на спирту».
– Ладно, отцы-командиры. За Родину… которая начинается сразу за нашими спинами! – обозначил он тост, от которого наши лица враз прогоркли.
Глухо звякнули кружки. Забулькало. Обожгло огнём. Выжгло ненужное. Пробрало…
Наползла хмельная волна. Мне показалось, что я пью горькую в музее восковых фигур. Один из собеседников был до скуки знаком, но я не мог вспомнить, ни как его зовут, ни чем он знаменит. Зато другим был сам Жуков! Вот это да! Хотя… при чём же здесь музей? Ч-чёрт!
Встряхнул головой, отгоняя наваждение. Вслушался в голос главнокомандующего.
– Ты, Данила Петрович, помнится, говорил, что ещё недавно, до этой фантасмагории, штрафным батальоном командовал у Рокоссовского? – голос приобрёл некоторую хрипотцу.
– Так точно, товарищ главком. Арестовали в апреле тридцать восьмого, как «врага народа». По приказу «восемь два», от двадцать первого июня тридцать седьмого года. Почти через год после процесса над Блюхером. Вот так вот мне аукнулось личное знакомство с ним. Я в своё время, будучи в должности комполка, по рекомендации маршала был направлен в Ленинградскую академию. Там и остался. Преподавал военную историю. До лихой годины… прямо с лекции и забрали «архангелы». А уж на зоне-то хлебнул сполна. Да только терять мне уже нечего было. Потому сколотил бригаду из таких же горемык, как сам. Из политических. Выживали сообща, стаей, как могли. Бывало – и глотки блатным зубами рвали. Это я не для красного словца говорю. Три раза доводилось зубы вонзать, как последний довод. Может, за то и дали мне там кликуху Упырь. А может, и не за это вовсе… – его глаза страшно и коротко блеснули, но тут же упрятали огонь на недоступную глубину. – А после, когда репрессии, как снежный ком, ставший лавиной, приняли безудержный неимоверный размах… был Пленум ЦК об ошибках и перегибах. Создали Комиссию Управления по командному и начальственному составу РККА… Да вы и сами всё знаете, Георгий Константинович. В результате работы комиссии какая-то небольшая часть командиров была восстановлена в армии. Жаль, безумно малая часть. В их числе были и комдивы Рокоссовский, Юшкевич, Трубников, Цветаев… Повезло даже некоторым преподавателям, например, дивизионному инженеру Граве из Артиллерийской академии. До меня, увы, руки у комиссии не дошли – эту лавочку быстро прикрыли. Вот и получилось – Рокоссовского восстановили и поручили формирование штрафных батальонов. А меня, уже совсем на других правах, на птичьих, оставили вместе с зэками. Это когда клич по ГУЛАГу прошёл, кто желает, мол, искупить свою вину собственной кровью, добро пожаловать в штрафные батальоны!.. Вот я в числе первых и вызвался… весной сорок третьего.
Лицо Жукова помрачнело, исказилось, словно заныли все возможные старые раны.
– Ничего, Данила Петрович, ничего… Время отделит семена от плевел. Вождей от партий. И партии от народов. Всё станет на свои места. Вот только жаль – людей не вернёшь! Настоящих мужиков, профессионалов, героев… Нельзя их забыть! Как и нельзя забыть все преступления тех сволочей, на чьей совести ничем не оправданные репрессии и аресты, и высылки членов семей в места не столь отдалённые… – Он положил тяжёлую руку на плечо Данилы Ерёмина. – Я ведь знаю Рокоссовского. Не понаслышке. Дружил я с ним, Данила Петрович. Учился в одной группе на Курсах усовершенствования командного состава кавалерии в Ленинграде… И потом – совместно работал в Седьмой Самарской кавалерийской дивизии. Могу сказать только хорошее. Решительный и твёрдый военачальник. Настоящий военный талант и светлый ум. Не сомневаюсь, что немало таких же было среди тысяч, погибших в застенках и лагерях, оклеветанных настоящими врагами народа…
Потом говорили о том, что мы не в Советском Союзе и, стало быть, в нашей власти отказаться даже от самой тени репрессий. О том, что по этой же причине – не стоит ждать никаких подкреплений, никаких новых кадров. А стало быть – никто никого снимать с должностей без нужды не будет.
– Мы же не монголы, – усмехнулся Упырь. – Хотя, надо признать, воюют кочевники просто замечательно.
Потом говорили о том, о сём… Потом… после третьей дозы эликсира…
Я не утерпел и сообщил главкому: