Приход ночи
Шрифт:
– Уж не вам ли? – хмыкнул Атор.
– Именно мне! – Теремок небрежно уселся на самый удобный в комнате стул и положил ногу на ногу. – Может быть, я в своей колонке и бывал порой резковат, но всегда, когда мог, толковал сомнение в вашу пользу. Как-никак, Биней мне друг. Он первый посвятил меня в то, что здесь происходит, и я, если помните, поначалу полностью сочувствовал вашим исканиям. Но я спрашиваю вас, доктор Атор: как могли вы, один из величайших в истории ученых, позабыть о том, что наш век – это время торжества разума над суеверием, факта над вымыслом, знания над слепым страхом? Апостолы Пламени – это нелепый анахронизм. Книга Откровений – пуганое собрание
– Ничего подобного, молодой человек. Если Апостолы предоставили нам кое-какие сведения, в наших расчетах никакой мистики нет. Факты остаются фактами, и нельзя отрицать, что так называемая «чепуха» Апостолов тоже опирается на факты. Мы убедились в этом – к собственной досаде, уверяю вас. Но мы оставили в стороне всю их мифологию и постарались отделить их вполне правдивые предупреждения о неминуемой катастрофе от совершенно нелепой и неосуществимой программы «переделки» общества. Могу вас заверить, что Апостолы теперь ненавидят нас еще сильнее, чем вы.
– Я не питаю к вам ненависти. Просто пытаюсь дать вам понять, что общественность настроена скверно. Люди злы на вас.
– Пусть себе злятся, – презрительно фыркнул Атор.
– Да, но что будет завтра?
– Никакого завтра не будет!
– Допустим, оно все же настанет. Просто предположим. Этот гнев может принять серьезный оборот. Как-никак, а в финансовом мире последние несколько месяцев наблюдается резкий спад. Не знаю, заметили вы или нет, но биржа пережила три краха один за другим. Разумные инвесторы не очень-то верят в конец света, но боятся, как бы в него не поверили другие, и начинают продавать, пока не началась паника, – тем самым как раз и способствуя панике. Потом снова покупают и снова распродают, не успеет рынок восстановиться – и весь губительный цикл повторяется сначала. А что, по-вашему, происходит в торговле? Обыватель вам тоже не верит, но и покупать новую садовую мебель пока что не торопится. Лучше уж придержать денежки на всякий случай – или скупить побольше консервов и боеприпасов, а мебель может и подождать. В общем, вы меня понимаете, доктор Атор. Как только все это кончится, деловые люди накинутся на вас. Скажут, что если чокнутые – прошу прощения – чокнутые под маской серьезных ученых могут в любой момент подорвать всю мировую экономику, напредсказывав невесть что, пора принять против них какие-то меры. Полетят искры, доктор.
Атор равнодушно смотрел на журналиста. Пять минут уже почти истекли.
– И что же вы предлагаете сделать ради спасения ситуации?
– А вот что, – ухмыльнулся Теремон: – с завтрашнего дня я становлюсь вашим неофициальным представителем. То есть пробую разрядить накопившийся против вас гнев таким же способом, каким пытался разрядить напряженность, которую вы нагнетали – с помощью юмора, даже высмеивания, если понадобится. Знаю, знаю – это тяжело будет выдержать, мне ведь придется выставить вас полными идиотами. Но если я заставлю людей смеяться над вами, они, авось, позабудут о своем гневе. А взамен я прошу одного: эксклюзивного права на репортаж из обсерватории этим вечером.
Атор молчал, но Биней не выдержал:
– Доктор, над этим стоит подумать. Я знаю – мы проверили все вероятности, но всегда остается один шанс из миллиона, ну пусть из биллиона, что в нашу теорию или в наши расчеты вкралась ошибка. И если…
Все остальные, кто был в кабинете, зашушукались, и Атору показалось, что они поддерживают Бинея. О боги, неужто весь факультет против него? Атора передернуло, словно от горечи во рту, от которой не мог избавиться.
– Позволить вам остаться здесь, чтобы лучше высмеять нас завтра? Думаете, я совсем уж выжил из ума, молодой человек?
– Но ведь я уже объяснял вам, что нет никакой разницы – здесь я или нет. Если затмение будет, если Тьма вправду настанет, я гарантирую вам самое уважительное отношение и всю свою помощь во время будущего кризиса. А если все-таки ничего не произойдет, я предлагаю свои услуги, чтобы защитить вас, доктор Атор, от разгневанных граждан.
– Пожалуйста, доктор Атор, пусть он останется, – сказал новый голос. Атор оглянулся – это вошла Сиферра.
– Извините за опоздание. У нас на археологическом в последнюю минуту возникла одна проблема, несколько осложнившая положение… – Она переглянулась с Теремоном и продолжала: – Пожалуйста, не обижайтесь на него. Я знаю, как жестоко он нас высмеивал. Но это я просила его прийти сюда сегодня вечером, чтобы он мог своими глазами убедиться в нашей правоте. Он как бы мой гость, доктор.
Атор на миг прикрыл глаза. Гость! Это уж слишком. Почему бы не пригласить заодно и Фолимуна? Или Мондиора?
Но у него уже пропала охота спорить. Время идет. И, кажется, больше никто, кроме него, не против, чтобы Теремон остался здесь наблюдать затмение.
Да и какое значение имеет его присутствие?
Что сейчас вообще имеет значение?
– Хорошо, – уступил Атор. – Оставайтесь, если хотите. Но извольте не отвлекать нас от наших обязанностей, понятно? Не путайтесь под ногами. Помните также, что за все здесь отвечаю я – и невзирая на то мнение, которое вы выражали в печати, требую от вас тесного сотрудничества и полного уважения.
Глава 21
Сиферра прошла через комнату к Теремону.
– Вот уж не думала, что вы взаправду придете.
– Почему? Разве вы приглашали меня не всерьез?
– Конечно, всерьез. Но вы так насмешничали, так издевались над нами в этих своих колонках…
– Что с дурака возьмешь?
Сиферра покраснела.
– Я не представляла, как вы сможете посмотреть в глаза Атору после всего, что о нем понаписали.
– Если его зловещие пророчества сбудутся, я не стану смотреть ему в глаза – я опущусь на колени и смиренно попрошу у него прощения.
– А если не сбудутся?
– Тогда я ему пригожусь. Как и всем вам. Этим вечером мое место здесь.
Сиферра растерялась. Журналист всегда говорил не то, что от него ожидали. Она никак не могла разобраться в нем. Он ей не нравился – это однозначно. Все в нем – его профессия, его манера говорить, кричащий стиль его одежды – казалось ей дешевым и вульгарным. Теремон был для нее воплощением того грубого, тупого, отвратительного мира за стенами университета, который она всегда презирала.
И все же, все же…
Иногда Теремон, несмотря ни на что, заслуживал ее невольное одобрение. Во-первых, он был тверд, и ничто не могло сбить его с намеченного пути. Сиферра была способна это оценить. Теремон всегда поступал прямо, даже чересчур – и тем выгодно отличался от скользких, обходительных академических интриганов, окружавших Сиферру. Теремон был бесспорно умен, хотя и посвящал свой острый пытливый ум такому жалкому, бессмысленному делу, как журналистика. Вызывала уважение и его физическая сила: Теремон было высоким, крепким и, очевидно, очень здоровым человеком. Сиферра не жаловала слабосильных и сама всегда старалась держать себя в форме.