Прикамская попытка – 2
Шрифт:
— Что, барин, — вскочил Аким, — пришёл твой черёд в петле болтаться? Отлились кошке мышкины слёзы!
Он продолжал что-то кричать, разжигая в толпе ненависть к немцу-барину, я делал вид, что слушаю его, внимательно рассматривая остальных судей и двух охранников у них за спинами. Со стороны заводоуправления выбежал высокий мужчина в польском кунтуше, чисто выбритый подбородок и усы выдавали в нём дворянина либо офицера. Он пробежал мимо равнодушных охранников к председателю судей и протянул ему открытую ладонь. Я заметил на ней револьверные патроны, а судья сразу начал вытягивать из-за пазухи револьвер. При этом оба, естественно, отвернулись в сторону, а третий судья повернулся к ним, охранники тоже отвлеклись, прислушиваясь к негромкому разговору. Один Аким продолжал
Лёгких подшаг вперёд и я кувыркнулся через стол, с одновременным ударом ногами при выходе из кувырка. Не знаю, как называется такой удар, его любил применять мой старый приятель Шепетов Саша, очень коварный удар. По опыту могу сказать, на пару минут минимум соперник выходит из строя, при сильном ударе можно повредить внутренние органы в районе пояса. Не собираясь проявлять жалость, я изо всех сил ударил ногами в главу судей и поляка, стоявшего рядом с ним, попал обоим как раз немного ниже пояса. Моё тело от сильного толчка отбросило в сторону, как раз на второго казака, ему попало коленями в лицо. Быстро перекатившись через правое, здоровое плечо, я прыгнул на лежащего поляка. Правой же рукой и схватил револьвер, моля бога, чтобы он оказался заряженным и выстрелил в обоих охранников, начавших вытаскивать шашки из ножен.
К счастью, револьвер разбойники держали заряженным, оба охранника, упали, получив пулю восьмого калибра в лицо с расстояния три метра. Следующими мишенями должны стать Шадрин со товарищи, это я чувствовал своей шкурой. Слишком хорошо выучил парней, на свою голову, пара секунд и они возьмут меня голыми руками. Не вставая с оглушённых разбойников, не подававших признаков жизни, я развернулся, прицеливаясь в Николая Шадрина. Он уже держал ружьё в руках, не решаясь стрелять по мне, боялся попасть в оглушённых казаков, сволочь. Натренированные за полгода рефлексы сделали своё сами, до предателей было меньше тридцати метров. Четыре выстрела выбили Шадрина и двух его подручных из сёдел, четвёртый успел спрыгнуть и лечь на снег, вспомнил, гад, мои уроки.
Пора заряжать револьвер, пришла мысль, я попытался отыскать в снегу рассыпавшиеся патроны, сразу выцепил всего два, быстро вставляя их в барабан. Со стороны пленников в мою сторону бежали, размахивая шашками, казаки охраны. Нет, ребята, вы мне не нужны, улыбнулся я, разворачиваясь к Акиму, успевшему только выйти из-за стола. Одного выстрела в лоб предателю хватило, чтобы отбросить покойника на пару шагов. Что ж, придётся помирать, вылезла предательская мысль, когда я не обнаружил в снегу ни одного револьверного патрона. Попробуем с музыкой, я повернулся к набегающим казакам и крикнул, направив на них револьвер,
— Стой, православные, убью, — затем заговорил просительным тоном, скороговоркой, — Христом-богом прошу, не подходи. Не хочу губить больше души православные, не подходите, всех перестреляю.
Недоумевающие казаки притормозили, не решаясь двигаться ко мне. Я продолжал нести околесицу, уговаривая их отойти назад и выпустить моих товарищей, затягивая время. Сам босыми ногами ощупывал снег, пытаясь почувствовать хотя бы пару револьверных патронов. Потерявшая чувствительность ступня ничего не чувствовала, пока внезапно не наткнулась на тяжёлый металлический предмет. Я скосил глаза вниз, боже мой, у поляка тоже был револьвер, мой второй револьвер. Будем считать, что он тоже заряжен. Быстро присел, поднимая спасительную находку, так и есть, в барабане все гнёзда заняты. С трудом цепляю пальцами левой руки револьвер с одним патроном, выпрямляясь со вторым револьвером в правой, здоровой руке, чтобы встреться взглядом с прыгающим на меня казаком. Срабатывает рефлекс, я падаю вправо, казак от выстрела отлетает влево, за ним падает второй. Чёрт возьми, похоже, мне не выбраться отсюда живым, приходит подлая мыслишка. Сейчас набегут остальные разбойники, на всех патронов не хватит.
Правильно, оглядываюсь
— Жив, еле успел, — Палыч приподнимает меня со снега, я невольно вздрагивают от прикосновения к левой руке, — что такое?
— Левую ключицу мне сломали, погоди, этого поляка надо взять с собой, — я показываю на только-только приходящего в себя после удара усача.
— Не волнуйся, всех живых соберём, — Палыч отвёл меня в сани, прикрыл заготовленным тулупом. Рядом уже рассаживались выжившие пленники, оставаться в посёлке после наглядного примера правосудия никто не собирался. Я крикнул старшим мастерам, чтобы семьи тоже уходили с нами. Огромная толпа исчезла с площади в считанные минуты, пока бойцы Палыча и мои вогулы ружейным и миномётным огнём заблокировали пугачёвцев в заводской территории. Попытки прорваться по плотине со стороны казарм, где, видимо, расположились основные силы восставших, быстро пресекли миномётным залпом. За четверть часа с площади собрали и усадили в заготовленные сани всех освобождённых пленников, захваченных в плен бунтовщиков.
Санный поезд из трёх десятков возков двинулся домой, в ставшую родной, Таракановку. Арьергард из двадцати бойцов прикрывал наше отступление, но, попыток погони не было. По пути я рассказал подробности моего пленения Палычу, он, в свою очередь, посетовал, что едва не опоздал на процесс. Если бы не моя авантюра со стрельбой, наши бойцы вполне могли застать семь хладных тушек на виселице.
— Но, — хитро прищурился Иван, — ты, от удара по голове совсем забыл, что я говорил об этих поляках.
— Точно, ничего не помню, — признался я, опасаясь резко кивать головой.
— Так вот, в бытность мою при штабе Пугачёва, эти поляки вызвали интерес не совсем польским поведением. Я близко знал многих поляков, бывал в Польше, воевал против них в Югославии. Не похожи пугачёвские поляки на ясновельможных панов, нет в них задиристости и бесшабашности, хвастовства и любви к женщинам. Разговаривать с ними я опасался, чтобы не выйти из личины тупого бунтовщика-уголовника, но, однажды уронил самому молодому пану ядро на ногу. Он показывал мужичью лапотному, как стрелять из пушек, я и сподобился. Нет, никакого хамства или обиды, немедленно извинился перед ясновельможным паном, даже, помнится, отдарился здоровенным окороком. Однако, скажу я тебе, очень интересный звук издал тот поляк, получив ядром по ноге, «Ауч!». Тебе напомнить, кто так вскрикивает?
— Не надо, выходит, эти поляки — англичане? Как они оказались в Оренбургских степях? Почему прикидываются поляками?
— Ну, слухи о том, что с Пугачевским восстанием не всё чисто, ходили ещё во времена Пушкина. Судя по собравшемуся казачеству, им глубоко наплевать на вольности крестьянские, как бы нас не пытались убедить в этом прогрессивные историки. Давай, посмотрим, что творится в Европе. Французы сидят в предчувствии революции, англичане который год воюют с восставшими штатами и французами в Северной Америке. Испанцам до России никогда не было дела. Австрияки формально наши союзники в войнах с Турцией, пока русские им нужны. Россия же, продолжает расширяться в сторону Европы, укрепляет свои позиции в международных отношениях. Между прочим, я читал, что во время войны за независимость, Екатерина посылала русский военный флот патрулировать берега Северной Америки, чтобы не допустить подвоза боеприпасов и оружия из метрополии. С чего бы Англии любить нас? Россия пытается ослабить Британию, помогая восставшим американцам, англичане инициируют восстания в России, чтобы не допустить её усиления. Политика, дорогой друг, чистая политика. Если я чего забыл, узнаем у нашего пленника.