Прикамская попытка – 2
Шрифт:
— Сколько их? — отобрал он у меня бинокль, единственный из оставшихся в нашей собственности.
— Не меньше полутысячи, с заводными лошадьми. Что будем делать? — меня пугала первая встреча с возможным врагом в открытой степи. До этого мы всегда встречали врага в укреплении, хотя бы временном.
— Поеду я вперёд, может, это наши союзники, — Иван вернул мне бинокль и запрыгнул в седло, посылая коня на противоположный берег.
Он отозвал весь авангард на холм, выстроив спешившихся воинов в цепочку, прикрытую их конями. Сам Палыч выехал на десяток метров вперёд и демонстративно выстрелил из ружья в воздух. Сигнал для переговоров, как минимум, для остановки несущихся на нас всадников. Однако, приближающийся отряд явно собирался атаковать, не снижая скорости своего сближения с сотней наших воинов на противоположном берегу
Палыч, вероятно, подумал так же, поскольку первые разрывы мин совпали с выстрелами его бойцов. Всадники после первых выстрелов, казалось, ускорили своё движение, уверенные в том, что наши ружья нуждаются в длительной перезарядке. Первые жертвы ружейного огня, упавшие под ноги своих сородичей, лишь чуть-чуть задержали движение основного войска. Орда, замедлив движение по фронту атаки, выступила вперёд острыми флангами, словно двумя челюстями хищника кусала наших бойцов. К счастью для нас, двести метров даже всаднику не преодолеть быстрее десяти секунд. За эти десять секунд полсотни стрелков из помповых ружей успели сделать не меньше пяти прицельных выстрелов, а вторая полусотня новобранцев умудрилась дважды перезарядить свои ружья и разрядить их в сторону атакующей конной лавы. Это триста выстрелов, слившихся в одну сплошную пулемётную очередь, направленную в лицо кочевникам.
Степняки ещё не привыкли к такой скорострельности и атаковали довольно тесным строем, из-за чего большая часть пуль нашла себе жертву. Не воина, так его коня. А то и обоих вместе. В результате, в полусотне метров от холма, где стояли наши бойцы, получилась настоящая мясорубка, баррикада из окровавленных тел. Как там, у Лермонтова, «Смешались в кучу кони, люди»? Атака прекратилась по техническим причинам, задние ряды атакующих всадников вынуждены были остановить своих коней, либо развернуть их поперёк направления атаки. Умолкли и наши бойцы, судорожно заряжавшие свои помповики. И тут все услышали негромкие хлопки мин, продолжавших выкашивать отставших степняков, восемь наших миномётов откорректировали прицелы и методично выбивали задние ряды вражеских всадников.
Нет, хватит переводить снаряды, я подал команду к прекращению миномётного огня. Столбики минных разрывов прекратили распугивать выживших всадников и заводных коней. Я внимательно разглядывал в бинокль группы всадников, собиравшихся на дальних холмах. Два резко выделявшихся человека бросились в глаза. Один, богато одетый толстячок в золотом шёлковом халате, в изукрашенной драгоценностями чалме, гневно выговаривал своему собеседнику, размахивая зажатой в руке плетью. Ничего странного, у бая или хана всегда виноваты другие, например, советники. Вот личность советника показалась мне до неприличия европейской наружности, несмотря на туземную одежду и скромную чалму. Руки мои зачесались в буквальном смысле этого слова и сами сняли с плеча любимую «Сайгу», подарок Никиты. До вражеских командиров было недалеко, не больше пятисот метров, я улёгся на землю и приник к оптическому прицелу.
Европеец представлялся мне большей угрозой и главной мишенью, его я и взял на прицел, отмеряя упреждение на дальность и боковой ветер. Медленно выжимаю спусковой крючок, ещё раз, уже быстрее, перевожу на бая и успеваю нажать, до его исчезновения из прицельного перекрестья. Результаты моего огня непонятны, телохранители утаскивают обоих начальников, попал ли я в них, непонятно за этой суетой. Зато Палыч великолепно сориентировался по моим выстрелам и двинул полусотню своих ветеранов вперёд, широкой цепью охватывая поле боя. Не торопясь, бойцы проезжали по направлению к сгруппировавшимся остаткам орды. Те, несмотря на численное преимущество, дружно отступили, не делая попыток сопротивляться. Тогда уже я дал команду всем башкирским всадникам отлавливать трофейных коней, право собирать трофеи с убитых и добивать раненых принадлежало победителям.
На месте первого сражения пришлось задержаться до утра, к сожалению, одного нашего новичка пришлось похоронить. Шальная стрела нашла его
До поздней ночи веселились у своих костров и делили трофеи наши победители. Взятое с убитых оружие и одежда по обычаю делились командирами между бойцами. Наши башкиры-новобранцы не могли поверить, что всего через две недели службы уже совершили такой подвиг, подкреплённый вполне реальными доходами. Как минимум, сабля, нож и лук со стрелами достались каждому. Плюс халат, сапоги и некоторые другие предметы обихода. Больше сотни сабель, пик и другого холодного оружия добавились к нашему грузу «скобяного товара», как называл в своё время трофеи Володя. В расчёте на торговлю с кочевниками, несколько фургонов везли из Таракановки собранное за пару лет холодное оружие. Топоров, пик, сабель, ножей и прочего «скобяного товара» хватило бы на тысячу воинов. Кроме того, уже после встречи с атаманом Подковой, наши запасы пополнились почти сотней кремнёвых и фитильных ружей.
Удачное начало нашего пути воодушевило не только самих победителей и их близких, даже не принимавшие участие в сражении мастера из Белорецкого завода забыли о своих подозрениях обмана. Потому наутро после боя, несмотря на пронизывающий холодный ветер, весь караван двинулся в путь гораздо энергичнее предыдущих дней. Увы, желание многих наших бойцов отличиться и заработать на трофеях, не сбылось. Следующая неделя пути прошла в полном безмолвии, ни единого человека мы не увидели на протяжении трёхсот вёрст пройдённой степи. До Барнаула оставались почти две тысячи вёрст и два месяца тяжёлой дороги. У нас появились первые умершие, не выдержали пути, простыли и умерли двое маленьких детей и одна женщина-башкирка. Всех их похоронили на стоянке, поставив на братской могиле деревянный крест. Молитву прочитал кто-то из наших мастеров, ни одного священника в нашем караване не было. Третий день мы кормили наших лошадок зерном из своих запасов, на два месяца пути пищи коням не хватит. Дай бог, месяц продержимся на запасах, не больше.
— Может, начать резать лишних коней, — мрачно разговаривали мы с Палычем, глядя на проходящий мимо караван с невысокого холма, — пора переходить на пешее передвижение. Лучше идти пешком рядом с повозками, чем тянуть эти повозки через месяц место лошадей.
— Так оно, — не возражал я, — но…
— Что, опять внутренний голос? — недоверчиво ухмыльнулся Иван, уже привыкший к моей везучести в сложных ситуациях.
— Посмотри, что за кавалькада к нам приближается, — вместо ответа я указал темное пятно на востоке, разраставшееся в размерах.
— Давай-ка, сыграем тревогу, на всякий случай, — Палыч вытащил бинокль, рассматривая приближавшихся всадников.
К тому времени, когда всадники приблизились на выстрел, наши фургоны стояли в плотном каре, растянувшемся, однако, на полкилометра в длину. Миномётчики заняли свои места, прицеливаясь. Стрелки окружили лагерь по периметру, упрятав коней внутри каре. Только мы с Палычем не спешились, наблюдая неторопливое приближение всадников, так непохожее на прошлую бешеную атаку степняков. Мы не сомневались, что слухи о разгроме той орды далеко разлетелись по степи на многие дни пути. Неспешное приближение степняков давало надежду на мирную встречу, в которой мы давно нуждались. Не столько мы, сколько наши лошадки, от которых зависела наша жизнь и всё дальнейшее продвижение на Восток. Потому многое зависело от первого контакта, от нас с Палычем. Как говорил Сент-Экзюпери, «мы в ответе за тех, кого приручили». Сейчас на нас лежала ответственность за тысячу с лишним человек, поверивших нам и ждавших результатов встречи с кочевниками. Не получится договориться с аборигенами о снабжении кормом наших коней, грош цена всем нашим приготовлениям. Вдвоём мы промышленность на Дальнем Востоке не наладим, не говоря уже о том, что по нашей вине погибнут сотни людей.