Прикамская попытка. Тетралогия
Шрифт:
Впрочем, приезжим зоологам хватало впечатлений и без того. Огромный ботанический сад во Владивостоке, с шестиметровой высоты застеклёнными оранжереями, произвел на знатоков не меньшее впечатление, и, отнюдь не своими размерами. Благо, за шесть лет его существования из Юго-Восточной Азии, Индии и Африки привезли немало редких образцов растений. А после серии докладов Пешке и его учеников, научный мир впал в неистовство. Все сорок семь прибывших на конгресс европейских специалистов просто не верили своим глазам. Начиная от нескольких докладов по сумчатым животным, до того времени неизвестным в Европе, каждое новое выступление беловодских и владивостокских исследователей всё больше нагнетало обстановку. Некоторые личности не выдерживали, и, демонстративно, покидали зал совещаний в знак протеста против наглых выдумок и
Вообще, впервые на этом конгрессе мы продемонстрировали дистанционный синхронный перевод, по радионаушникам, ими было оборудовано кресло каждого участника. Ибо доклады с нашей стороны даже профессор Пешке делал на русском языке, мало популярном в Европе среди биологов. Так вот, на тумблере наушников был переключатель языков - русский, английский, немецкий, французский. Ну, по меркам двадцатого века обычный стандарт. Именно с него начались восторги учёных, возраставшие после каждого нового доклада. После сумчатых, продемонстрированных докладчиком в живом виде, казалось, гостей уже ничем не удивить. Ан, нет, мы знали, какие доклады допустить к конгрессу.
Там были и простенькие работы молодых ассистентов, вроде сообщения о лабиринтовой системе воздушного дыхания некоторых рыб. Были и серьёзные исследования о генах, законах передачи признаков по наследству, проведённые простейшими опытами на мухах-дрозофилах и горохе, за несколько десятилетий до монаха Менделя. Главной сенсацией оказался доклад о клеточном строении организмов, с демонстрацией по нескольким микроскопам различных клеток. Причём, факт клеточного строения подавался беловодскими учеными, хорошо изученным, и малоинтересующим высокое собрание. Докладчик акцентировал внимание на делении клеток, сопровождал свой доклад целым набором фотоснимков, а на большом экране через диаскоп демонстрировал зарисовки наиболее интересных моментов деления клетки. Тут же разбирался основной состав клетки, известный нам из средней школы.
Этому более половины участников просто не могли поверить! Ничего, всё было учтено могучим ураганом, то бишь, мной и профессором Пешке. Милейший Людвиг Иванович окончательно стал патриотом Дальнего Востока и всецело поддерживал мою идею о создании всемирно известного биологического центра во Владике. Пока шли прения, часть приехавших биологов зачитали свои доклады, смотревшиеся на фоне полученных от русских учёных данных жидковато. Практически все стремились "пощупать" руками те результаты, что слышали и видели в докладах. Так, что конгресс затянулся почти на месяц, за который мы успели напечатать целый альманах с докладами участников, шикарный такой альбом с гравюрами. Каждый из участников конгресса получил по экземпляру альманаха, плюс три номера "Вестника русской биологии", успевших выйти за 1793 год.
До этого вестник выходил полтора года символическим тиражом в полсотни экземпляров и рассылался нами внутри России, в Академию наук, Университет, императрице, наследнику и так далее, включая Калифорнийскую, Цейлонскую, Пусанскую, Австралийскую и Сингапурскую библиотеки. Хотя издания были исключительно на русском языке, несмотря на это все, без исключения участники конгресса оформили бесплатную подписку на 1793 и 1794 годы, ещё бы, альманах был великолепно иллюстрирован. И, в середине каждого номера были двенадцать листов цветных фотографий, вернее, раскрашенные художниками снимки. Тут же учёные зоологи договорились о проведении следующего конгресса во Владивостоке через два года, в 1795 году, на который каждый участник получил право пригласить по одному коллеге, по своему выбору. Адреса наших представительств в Европе учёные знали, именно через них мы и собрали биологов со всей Европы, обеспечив им бесплатную дорогу и проживание. Короче, заманку мы сделали неплохую, именно после первого конгресса Владивосток таки стал мировой столицей биологии.
Медицину так засвечивать мы не спешили, это стратегически важная наука, где традиции крайне сильны. Чем ломать копья в попытках изменить сознание европейских светил, лучше спокойно воспитывать своих опытных и грамотных медиков. Пусть приносят пользу, славы нам и без того хватало. Аналогично мы действовали в отношении точных наук и прикладной механики. Никакой рекламы в Европе, строго целевые приглашения на работу или постоянный переезд для учёных, инженеров, мастеров, либо агитация юных талантов. Короче, в Европе мы работали, как европейцы в колониях. Выкачивали ресурсы - то есть умы, таланты, предметы искусства, без каких-либо обязательств или вложений. Продавали в Европу колониальные товары, фарфор, оружие, консервы и кое-какую мелочь, исключительно за полновесное золото-серебро, в редких случаях заменяя деньги людским ресурсом. Например, из Австрии несколько раз привозили полные корабли молодых славянских крепостных, которыми расплачивались графы и князья, желавшие непременно приобрести наши игрушки - граммофон (крикун), фотоаппарат (снимун), ружья в дорогом исполнении, инкрустированные слоновой костью, телефоны, отделанные золотом и той же слоновой костью, часы наручные и каминные, экзотические украшения, и прочую роскошь.
Во Франции удалось пару раз договориться с Директорией о вывозе пятисот молодых дворян обоего пола, приговорённых к гильотине. В обмен, конечно, за ружья, столь необходимые каждой революции, это мы знаем по опыту. Мужчин, спасённых от гильотины, частью разобрали инженеры и военные, многие отправились осваивать пятый материк. Но, около полусотни молодых активных дворян обоего пола занялись развитием культуры в наших Палестинах. Вместе с девушками, они организовали самодеятельную оперу в Невмянске и Владивостоке, девицы пытались изобразить нечто, похожее на балет. Подросшее молодое поколение детей мастеров, инженеров и торговцев, как ни странно, моментально подхватили эти потуги. Пришлось вводить всё это в привычное нам русло, организовать театры эстрады в трёх городах, оркестры и ансамбли классических и народных инструментов, вплоть до музыкальных школ. Школы танцев французы организовали сами.
Что делать, народ богател, пресытившись телесной пищей, требовалась духовная. Спортивные игры и многочисленные соревнования оставались пока исключительно мужскими занятиями. А разбогатевшим и повзрослевшим супругам наших мастеров и приказчиков не хватало романтики, как говорится. Слушать музыку под пластинку надоело, спортивные состязания тоже на любителя. А театр, с его красивыми платьями, декорациями, и! Главное, ИЗ ЕВРОПЫ! многих привлекал. Не столько действительно искусством, сколько новизной, яркостью, возможностью показать, в первую очередь, себя, и, посмотреть на других. Единственным нашим требованием к театральным и оперным постановкам стало наличие половины спектаклей на русском языке. А жалкие оправдания, что русских опер и спектаклей нет, решались легко - переводите с итальянского!
Серьёзный канал поставки молодых невольников обоего пола, почти сплошь славян, удалось через берберов наладить в Персидском заливе, в Басре, на нашей торговой базе. Туда мы отвозили неликвидные трофеи с британских судов, часть добытых специй и прочее. Всё меняли на пленных болгар, сербов, украинцев и других славян, пытавшихся воевать против Оттоманской империи. К середине 1790-х годов добрая половина Средиземноморья торговала с Беловодьем за живой товар, ибо за славянских невольников обоего пола шла существенная скидка, до 10% стоимости товара. Возможность засылки шпионов в среде этих невольников, нас не волновала. Все православные расселялись на острове Белом, как правило, в деревнях, в силу своей неграмотности и отсутствия профессии. И те, кто отправлялся в Австралию, тоже начинали с распахивания земель и скотоводства. Какой уж тут шпионаж?
Получалось зеркальное отражение европейской колониальной политики, французы, англичане, голландцы и прочие испанцы, везли из Африки и Азии ценности и негров, расплачиваясь безделушками, вроде бус, зеркал и топоров с ножами. Мы, в свою очередь, отвозили в Европу безделушки, вроде шёлка, пряностей, ружей, консервов, крикунов (граммофонов), получая ценности в золотовалютном выражении и людей, выбирая, в первую очередь молодых, работящих и талантливых. Ещё неизвестно, кто получал больше выгоды, ибо на фоне крупных поставок в Европу крашеных искусственными красителями тканей из Индии и Китая, по невысоким ценам, всё больше французских, бельгийских и голландских ткачей разорялись. Тут и появлялись наши вербовщики, с предложением бесплатного переезда в Австралию или на южные острова, и заключением контракта на неплохо оплачиваемую работу. Нас с Иваном, как, впрочем, Никиту и Володю, такая картина радовала.