Прикамская попытка. Тетралогия
Шрифт:
– Граф, рад Вас видеть, - подошёл к Желкевскому император, - прошу быть моим советником по промышленным вопросам.
– Надеюсь оправдать высокое доверие, - поклонился Никита Сергеевич, не ожидавший такого подвоха, но, мгновенно просчитавший несомненные выгоды своего назначения.
Последние два года он вынашивал планы освоения Кольского полуострова, это настоящий Урал по запасам минералов и полезных ископаемых. А контролируемые Строгановыми и Демидовыми запасы уральских гор начинали кусаться ценами. Несмотря на проложенные чугунки (железные дороги), в Петербург прибывало не достаточно для многочисленных выросших заводов металла. Демидовы оказались практически монопольными поставщиками железа в столичные заводы, чем не замедлили воспользоваться, взвинтив цены. И, если конкурентам
А если заняться полным освоением богатств полуострова, индийские алмазы покажутся дешёвыми стразами, тем более, что о кольских и архангельских алмазах в двадцать первом веке слышали все. Одни апатито-нефелиновые месторождения чего стоят, там и фосфорные удобрения, алюминий, редкоземельные металлы, сырьё для высококачественного стекла, и многое другое. Не считая неисчерпаемых запасов леса, выхода на незамерзающее побережье Ледовитого океана - уникальное место для военно-торгового морского порта. Кольский полуостров - это второй Урал, только не за две тысячи вёрст, а почти рядом, пятьсот вёрст. Когда удастся протянуть чугунку до будущего Мурманска, трудно переоценить возможные перспективы. В том числе и незамерзающий порт, с прямым выходом в Атлантику, без всяких Датских проливов и прочих препятствий, один шаг до богатейших рыбных запасов Севера.
Судя по-всему, сейчас, в ранге советника императора, Никита сможет получить необходимые полномочия для разработки запасов Колы и строительства чугунки на север.
– В таком случае, через час жду в своём кабинете, - Павел взглянул на каминные часы беловодской работы, украшенные жемчугом и позолотой, ставшие последним писком столичной моды.
Нагасаки. Осень 1798 года.
– Уважаемый Минамото-сан, - поклонился Иван Быстров своему собеседнику, - место для строительства электростанции выбрано Вашими мастерами весьма удачно. Плотину можно построить быстро и обойдётся это недорого. Течение реки позволит установить три мощных турбины, вполне достаточно для обеспечения города электричеством. Однако, прошу учесть, что лосось, горбуша и другая рыба, каждую осень поднимается по реке, чтобы отметать икру в верховьях. Плотина приведёт к исчезновению красной рыбы за считанные годы. Этого можно избежать двумя способами, либо выкопать обводной канал, по которому будет подниматься рыба, либо оставить прежнее русло реки нетронутым, а для гидростанции выкопать отдельный пруд. Это удорожит строительство, но сохранит рыбу в реке.
Японцы задумались, досадуя на допущенный промах. Молодой инженер понимал, что чувствуют японские мастера, сам два года назад оказался в подобном положении на дипломной работе. Тогда он спланировал ветряную электростанцию на берегу Коровьего залива, отличный проект, учитывавший розу ветров, время строительства три месяца при полной окупаемости четыре года. Место удобное, логистика великолепная, электричество выходило на сорок процентов дешевле, чем в столице. Чуть не начали строить, ладно, руководитель дипломной работы, профессор Энгельгардт обратил внимание на необходимость согласования проекта с руководством заповедника. Умнейший человек, Теодор Иванович, очередной раз мысленно пожелал ему здоровья недавний выпускник Невмянского института, вспоминая мягкую улыбку своего учителя и наигранно строгий взгляд сквозь очки. Как он спас своего дипломника, настояв на согласовании задолго до защиты проекта.
Иван тогда не сомневался в положительном отзыве руководителя заповедника, какое отношение могут иметь электрические ветряки к морским коровам, практически не выползавшим на берег из зарослей морской капусты. Тем более, что младшая сестра Анна два года работала со стеллеровыми коровами, захваченная мыслью промышленного получения необычно вкусного мяса этих животных. Небольшое стадо плавающих млекопитающих лет пятнадцать назад обнаружили на одном из Командорских островов, с огромным трудом перевезли в небольшую бухту острова Белого, объявленную заповедной. За прошедшие годы из восьми особей выросло стадо в сто двенадцать голов, освоившее четыре бухты по соседству с заповедной Коровьей. Дядя Ваня Невмянов даже установил охрану из взвода стрелков с патрульным катером, чтобы отгонять иностранных моряков, непременно желавших запастись вкусным коровьим мясом. Местные жители давно считали морских коров своими любимцами, помогая работникам заповедника в их охране.
Увы, начальник заповедника, Ольга Ивановна Волкова, не согласовала проект Ивана, едва узнала о шуме, издаваемом ветряками.
– Нет, уважаемый Иван Андреевич, уровень шума ветряков слишком высок. Наши коровы волнуются при гораздо меньших раздражителях. Либо снижайте шум, либо переносите свою станцию за пределы слышимости. В таком виде я проект не подпишу.
И дипломник вынужден был с ней согласиться, ругая себя за самонадеянность и небрежную проработку документов. Отец его, правитель Беловодья, с детства приучал всех детей в ошибках и неудачах винить только себя. Любимую поговорку барона знали все - "Если работа выполнена неверно, виноват руководитель. Либо он выбрал не тех исполнителей, либо не смог правильно объяснить задачу подчинённым". Дипломнику винить оставалось лишь себя, срочно переделывать проект и переносить станцию за пределы Коровьей бухты. Два месяца лихорадочной работы с утра до вечера, без выходных, отлично стимулировали память выпускника инженерного факультета. Урок запомнился надолго, сделал девятнадцатилетнего инженера педантом лучше любого немца.
С тех пор к инженерной работе Иван стал относиться так же серьёзно, как схватке с незнакомым сильным противником. Как учил тренер, каждый бой надо просчитывать заранее, принимать во внимание самые разные мелочи, от времени года и суток, до настроения зрителей и направления ветра. В семнадцать лет Иван серьёзно увлёкся единоборствами, занял второе место в юношеском первенстве Беловодья, потом отошёл от соревнований, но три раза в неделю исправно тренировался, не теряя формы. Даже в Нагасаки, куда был распределён Быстров после окончания института, он не прерывал своих тренировок, вспоминая, во время разминки любимые хокку, танка и сэдока.
– Стоит зима, а с облачного неба
На землю падают прекрасные цветы...
Что там, за тучами?
Не наступила ль снова
Весна, идущая на смену холодам?
– невольно произнёс вслух Иван.
– Вы читали Киёвару Фукаябу?
– едва не упал от неожиданности Минамото-сан, чиновник для особых поручений и доверенное лицо сёгуна.
– Чего странного? Курс японской и корейской литературы обязателен для студентов столичного института, как и курс европейского искусства.
– Улыбнулся привычной реакции японца Быстров, - насколько я помню, почти пятьдесят японских дворян прошли обучение в Невмянском институте. Или Минамото-сан всё ещё считает нас длинноносыми варварами?
– Прошу простить мою оплошность, Иван Андреевич, при дворе сёгуна мало подданных Вашего отца. А молодые дворяне после обучения в Невмянске, как известно, предпочитают строить заводы и рудники, при дворе остались всего пятеро из них. Да и те бредят техникой, раскатывают на паровиках и проектируют железную дорогу через весь остров Хонсю. С нами, стариками, только здороваются, увлекли всю молодёжь вашими играми в мяч. "Пендарь" и "Рапта" им затмили всё чувство прекрасного, никто не читает японских поэтов.
– Не волнуйтесь, Минамото-сан, это увлечение свойственно молодости, - не удержался баронет от улыбки, вспомнив себя в пятнадцать лет, - у вас хорошая и умная молодёжь. Взгляните на ту кленовую рощу, помните, у Цураюки?
– Осенний вид не привлекает взора.
В горах сейчас не встретишь никого.
Цветы осыпались...
И только листья клёна -
Как ночью золотистая парча.
– У наших поэтов несколько иной взгляд на осень, - продолжал Иван, припоминая немногие русские стихи, запомнившиеся с детства. Ничего интересного в голову не приходило, какой-то перекос получается в сторону японской литературы.