Приключения 1975
Шрифт:
Минуты… минуты… минуты… С высоты мостика Гущину была отчетливо видна вся панорама гремевшего боя. На берегу стена огня — горят цистерны с бензином, в складах рвутся боеприпасы — сюда попал снаряд главного калибра крейсера. Выстрелы и разрывы слились в один протяжный гул, который невозможно было перекричать.
Крейсер вновь содрогнулся от тяжкого удара. Попадание!
— Пожар во второй башне!
…Дорого обходятся командирам такие минуты. Дорого обошлись они и Гущину. Пожар в башне, где находились снаряды и запасы пороха, грозил взрывом всему кораблю. Военно-морская история знает немало подобных случаев. Недаром при угрозе взрыва инструкция требует
Опытный командир оказался прав. Немецкий снаряд, пробив башню, разорвался внутри боевого отделения. Часть прислуги была убита, другие потеряли сознание от газов и ранений. Метровые пороховые пакеты — на флоте их называют «картузы» — лежали в этот момент на элеваторе подачи. От взрыва один «картуз» загорелся, вот-вот пламя может перекинуться на остальные. Если вспыхнут они — пожар распространится до самого погреба, и тогда гибель корабля неминуема.
Первым очнулся комендор Василий Покутный. У моряка не было ни сил, ни времени, чтобы откатить тяжелую броневую дверь и выбросить «картуз». И Покутный, обжигая руки, выхватил заряд из элеватора и… лег на него всем телом. Пожар заметили. К башне бросились электрик Павел Пилипко и комендор Петр Пушкарев. С трудом протиснувшись через аварийный лаз, они отдраили дверь, и горящие заряды, шипя, полетели на палубу. Матросы принялись срывать тлеющую проводку, гасить загоревшуюся краску на стенах. Когда на помощь подоспели краснофлотцы аварийной команды, пожар в основном был потушен.
Всего четыре минуты продолжалась драма в четвертой башне, но эти минуты были полны высочайшего напряжения. Несмотря на смертельную опасность, расчет башни не поддался губительной панике. Так, поистине железную выдержку и решимость проявили краснофлотцы зарядного погреба, находящегося на самом дне корабля. Отрезанные от всех системой водонепроницаемых дверей и переборок, знающие о нависшей угрозе, эти люди приготовились пожертвовать собой. Командир отделения погребных Иван Крипак вставил ключи в трафаретки клапанов орошения и ждал приказа к затоплению…
…Было уже совсем светло, когда закончилась высадка десанта. С минуты на минуту могла появиться немецкая авиация.
— Отходить! — был получен приказ.
Выбирать якорь было некогда, его решили оставить на дне. Расклепали цепь, и «Красный Кавказ», лавируя среди взрывов, направился к выходу из порта.
Самолеты догнали крейсер уже в море. С мстительным ожесточением они бомбили «Красный Кавказ» целый день, совершив более 25 одиночных и групповых налетов и сбросив на корабль более 70 бомб разного калибра. В цель не попала ни одна. Подавив «на прощание» тяжелую немецкую батарею на мысе Иван-Баба, крейсер взял курс на Туапсе.
Кончался день 30 декабря 1941 года. Вокруг «Красного Кавказа» на десятки миль ревело штормовое море. Волны перехлестывали через борт, сильно качало. Собравшиеся в этот час на юте не замечали ни холода воды, ни качки — «Красный Кавказ» хоронил погибших. Хоронил в море, как предписывал старинный матросский обычай. Зашитые в парусиновые койки,
Застыл с винтовками почетный караул… Мелодия траурного марша вплелась в суровую песнь зимнего ветра…
Последнее слово — командира. Что может сказать отец, хоронящий своих детей? Нет таких слов… Что может сказать командир, на глазах которого гибли его боевые друзья? Нет таких слов… Печаль и скорбь охватывают тебя, когда ты закрываешь мертвые очи соратников.
— Прощайте, боевые друзья! Вы прожили короткую, но славную жизнь. Вы шли дорогой подвига, и Родина не забудет вас.
Корабль лег на циркуляцию. Двадцать три всплеска поднялись и растворились в бешеном водовороте буруна за кормой. Двадцать три тела приняли декабрьские волны Черного моря — моря, которое было купелью всех двадцати трех и которое стало их братской могилой…
В Туапсе крейсер осмотрели ремонтники. Тринадцать снарядов и пять мин, попавшие в корабль, причинили немало разрушений. В корпусе зияло восемь крупных пробоин, были разбиты машинные телеграфы и переговорные трубы. Крейсер управлялся с большим трудом. Словом, требовался срочный ремонт, и его предполагалось начать в ближайшие часы. Неожиданно был получен семафор: «Сниматься в Новороссийск».
1 января наступившего 1942 года «Красный Кавказ» отдал якорь в Цемесской бухте. Откровенно говоря, никто на корабле, и в том числе его командир, не предполагали, что крейсеру предстоит какое-то новое задание — состояние корабля исключало всякий дальний поход. Но беседа с начальником штаба флота контрадмиралом Елисеевым поставила все точки над «и».
— Пойдете снова в Феодосию, Гущин, — сказал начальник штаба. — Знаю ваше положение, но у нас нет выхода. Феодосии срочно нужен зенитный дивизион. Нечем прикрывать порт. А туда сейчас идет транспорт за транспортом с войсками… Грузитесь немедленно, за ночь успеете обернуться…
129 миль до Феодосии. Нордовый ветер до восьми баллов. 17 градусов ниже нуля. На борту «Красного Кавказа» 1200 красноармейцев, двенадцать 85-миллиметровых зенитных пушек, 1700 ящиков со снарядами, 10 автомашин, два трактора-тягача. Когда на рассвете 4 января крейсер прибыл в Феодосию, технику пришлось вырубать изо льда — он толстым слоем покрывал палубу и надстройки.
Объявили аврал. Вооруженные ломами, лопатами и топорами матросы вместе с красноармейцами крушили лед, на руках катили пушки и машины к стрелам. Хуже было с тягачами. Они весили по тринадцать тонн и никак не поддавались. Выручила сноровка главного боцмана. Он наладил какие-то хитрые тали, и с помощью их удалось сдвинуть тягачи с места. На борту оставалась одна только пушка, когда прилетели немецкие пикирующие бомбардировщики. Шесть самолетов одновременно начали атаку на стоящий у пирса крейсер. Встреченные ливнем свинца, они не выдержали, отвернули, но одна крупная бомба упала буквально в двух метрах от кормы «Красного Кавказа».
Крейсер подбросило чудовищным взрывом. Он почти лег на левый борт. Ударной волной в одну минуту перекосило палубу, сорвало с фундаментов 100-миллиметровые зенитные пушки. Находившегося на мостике Гущина швырнуло на ограждение, и он потерял сознание, а когда очнулся, услышал еще два мощнейших взрыва — бомбардировщики продолжали атаковать крейсер. И хотя уже два самолета были сбиты зенитчиками, остальные упорно рвались к цели. Четвертая бомба разорвалась опять поблизости от кормы. Еще раз перекосило палубу, весь корпус «Красного Кавказа» угрожающе затрещал.