Приключения 1986
Шрифт:
— То есть?! — Белов быстро сел, свесив босые, натруженные ноги.
— А очень просто. Он отсюда прямиком машет до самого того места, где Чуньский ключ сливается с Пусутинским, а дальше по Пусутинскому и бежит, уже вверх, значит, по течению…
— Стоп, — сказал Белов. — Давай-ка, Степан Иваныч, по карте посмотрим. — И вытащил из мешка свою затрепанную трехверстку. Своекоров без размышлений прочертил по ней пальцем дугу.
— Вот как, — догадался Белов.. — Ты вот в этом месте водораздел пересек и вышел ему наперерез. Здесь пятнадцать километров, не больше.
— Ну! А ему-то все пятьдесят чесать!
— Во-во, теперь расскажи, как ты сдрейфил, — снова вмешался Митюхин.
— Помолчи ты! Не сдрейфил я, не сдрейфил! Поверишь ли, Георгий Андреич, сам до сих пор не пойму, что на меня нашло. Оцепенение какое-то. Ведь он в двадцати метрах от меня прошел, и я только шевельни пальцем — и пуля у него в сердце. А не пошевельнулось, ну что ты будешь делать!
— Будем считать, что ты его пожалел. Большое тебе за это спасибо. Иначе здесь бы сейчас не разговаривали. — И Белов вдруг осуждающе, как на живое враждебное существо, посмотрел на свои разбитые валенки, которые Митюхин пристроил подсушить к горячей каменке. — А зачем же все-таки тигру было эти лишние пятьдесят километров лапы мять, раз он мог и покороче пройти?
— Ну уж этого не знаю, не спросил у него. Вот ты увидишь его в другой раз, сам и спроси. Он тебе скажет.
— А еще интересно вот что, — врастяжку пробормотал Белов и с ненавистью покосился на свою обувь. — Я, как по-вашему, найду ночью эту самую прямую дорогу к Пусуте?
— Но-очью? Али и впрямь что спросить у него надумал? Да ведь ни звезд на небе, и места не знаешь. Ночью, скажешь тоже. Аккурат заблудишься либо ноги переломаешь.
Охотники с изумлением уставились на Георгия Андреевича. Он тяжело вздохнул.
— Надо идти, а то снегопад мне все наблюдения испортит… Пойду потихоньку. По компасу. К утру как-нибудь дотяну до Пусуты… — И стал медленно сползать с нар.
— Постой-ка, Георгий Андреевич, — сказал Своекоров. — Экая у тебя неволя! Не шибко мы оба грамотные и задачу твою полностью не сознаем, а все ж таки в ночь живого человека из дома выпускать нам неудобно. Конечно, раз надо, иди. Однако с толком планируй. Сейчас ложись и спи, а часа в два с половиной мы тебя разбудим, и кто-нибудь из нас тебя проводит. Либо я, либо Витюха. Мы-то в этих краях и с завязанными глазами пройдем. И будешь ты точно к рассвету на Пусуте.
— Ох! — сказал Белов и, закрывая глаза, с блаженной улыбкой повалился на нары. — Предложение принимаю!
Около трех Белов в сопровождении Митюхина и увязавшегося за ними Курка покинул заимку. Ночь была темная. Но Виктор вел Белова смело, уверенно и довольно быстро — безошибочно выбирал дорогу по седловинам и мелколесью. Георгий Андреевич поневоле представил себе, как шел бы он один, напрямую, по компасу, преодолевая без надобности подъемы и спуски, упираясь в завалы… Еще неизвестно, каким расстоянием обернулись бы для него эти пятнадцать километров водораздела!..
К утру, как и рассчитывали, вышли к Пусутинскому ключу — такой же небольшой речке, как и Чунь. Следы тигра были тут как тут! Первым их, разумеется, заметил Курок. В утреннем фиолетовом свете собака рыскнула было по берегу, на что-то наткнулась и отскочила, жалобно взвизгнув. Присев на корточки перед следами, Белов сказал торжествующе, однако смирив голос до полушепота:
— Недавно прошел, родименький! Теперь нам и снегопад не страшен!
А в это самое время Щапов, удобно уложив карабин на сук дерева, всматривался в замшелую избушку. Он больше угадывал неспешное движение за толстыми стенами и все-таки был уверен: человек там один, он недавно проснулся, уже поел и собирается в путь. Сейчас он выйдет.
Здешняя заимка была небезызвестной Щапову: в прошлой своей разгульности он не раз живал в ней — и ради охоты, и ради запретного старательского промысла: речка Чунь, такая с виду скромная, нет-нет да и одаривала неленивого искателя крупицами золотых россыпей. Поняв, что Белов неминуемо окажется вблизи заманчивого жилья, он легко уверил себя, что окаянный торопыга не упустит случая заночевать в тепле, и тоже позволил себе немного расслабиться: на ночь запалил нодью, устроился с удобствами — впрочем, со всеми предосторожностями.
И вот вышло, как он и предугадал. Грабитель-директор действительно отвернул от следов тигра к жилью и с минуты на минуту появится. И сейчас-то рука Щапова его не подведет. Он, видно, долго стоял в ожидании. И когда наконец дверь, оглушительно скрипнув, растворилась и из нее, принагнувшись, вынырнула фигура в белом полушубке, Щапов, даже не шевельнув оружием для уточнения прицела, нажал на спуск. И человек, не разогнувшись, начал оседать. Однако, падая, он повернулся лицом к стрелявшему. При этом он выронил из рук металлически звякнувшую связку небольших капканов.
Щапов рванул затвор, чтобы выстрелить еще раз, но в этот момент понял, что обознался.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
За день, при почти неизменном восточном ветре, погода менялась трижды. В первый раз — вдруг повеяло влажным запахом первоначальной весны и снег стал прилипать к лыжам. После очередной записи в дневнике Белов, разгоряченный, даже не надел рукавицы.
Рукавицы остались торчать из карманов полушубка и, когда Георгий Андреевич, желая немного сократить путь, полез напролом через колючий кустарник, были подцеплены длинными, острыми шипами. Некоторое время они покачивались на ветвях, словно две ладошки, прощально и не без ехидства помахивающие вслед уходившему путнику.
Примерно через час погода вновь переменилась. Резко похолодало, ветер задул с остервенением, тучи снежной крупы сразу сильно ухудшили видимость, и зашуршала, зазмеилась такая поземка, что в ней, казалось, запутывались ноги. Начиналась настоящая метель, и, конечно, Георгий Андреевич тотчас хватился рукавиц. Он вспомнил о зловредном кустарнике и прикинул, сколько времени понадобится, чтобы к нему вернуться.
Поземка же прямо на глазах уничтожала следы тигра. Это скорей всего означало окончание экспедиции; во всяком случае, хочешь не хочешь, следовало остановиться, соорудить «табор», запалить огонь и, набравшись терпения, переждать непогоду. Георгий Андреевич решил, однако, идти, пока следы заметны, а уж затем заняться биваком.