Приключения Альки Руднева
Шрифт:
Второй день тоже прошел в беседах и работе. И хотя Елизавета Федоровна иной раз сама бралась за лопату, устраивала чаепития в перерывах, все-таки к тому времени, когда Алька перевернул последний комок земли, тело у него гудело, ладони саднило от водянок — не помогли и перчатки, которые его заставила надеть хозяйка. Но почему-то именно теперь, когда он, совершенно разбитый, растянулся на раскладушке, к нему пришло осознание того, что он готов к неизвестной жизни, в которой может случиться все, что угодно. Он был уверен, что все выдержит.
Утром в субботу приехала Татьяна, привезла деньги. Елизавета Федоровна отсчитала четыре купюры по пятьдесят рублей, глянула на Альку и прибавила еще одну, сказав:
— Молодец, хорошо работал, добросовестно.
Алька от счастья онемел: на такую сумму он даже и не рассчитывал. А Елизавета Федоровна еще совала ему в руки пакет с едой, приговаривая:
— Сам поешь и маму угости. Люди должны друг другу помогать. Я в Отечественную войну девочкой была, но помню, как все друг друга поддерживали. Потому и выжили, и врага одолели.
С пакетом и деньгами Альку высадили из «Запорожца» около автовокзала, куда он просил его подвезти, сказав, что ему еще надо зайти к знакомым, потом в магазин и к маме в больницу. Он смело направился ко второму подъезду того дома, где его уже ждали «орудия труда» — веник, ведро и тряпка, а также семьдесят пять рублей. Напоследок он и здесь вместе с деньгами получил угощение — большой кусок еще теплого пирога с вареньем.
Алька почти бежал к автовокзалу, так ему не терпелось соединить обе заработанные суммы и сосчитать. А впрочем, что тут считать? И так ясно: 250 плюс 75 — это же 325 рублей! 250 плюс 75 — 325 рублей! Несметное богатство! Он даже может вернуться домой, хватит на билет, еще и останется. Он представил, как положит деньги на стол, и удивленная Катя спросит:
— Откуда это у тебя?
— Я их заработал, — гордо ответит он.
И как-то вдруг сама собой явилась мысль: деньги тогда приносят радость, когда их зарабатываешь. Алька был не просто рад, он был счастлив! Он обошел здание вокзала с левой стороны, где пассажиров не бывает, вынул из карманов куртки все деньги и начал считать, аккуратно складывая купюры одну к другой. За уборку лестницы ему много дали десятками, и в общем получилась довольно внушительная пачка денег, которой Алька откровенно любовался.
В этот миг кто-то быстро промелькнул у него перед глазами, выхватив деньги. В руке у него остались две жалкие десятки. Алька не мог сразу осознать столь страшного несчастья, даже подумал, что это чья-то неудачная шутка. Он оторопело смотрел вслед подростку, который, размахивая его деньгами, катился на роликовых коньках к своему товарищу, тоже на роликах. В один миг они оба исчезли за углом. И тут Алька закричал. Слезы мгновенно залили все лицо, а по привокзальной площади разносились дикие Алькины вопли:
— Это мои деньги! Я их заработал! Я землю копал! Лестницу мыл! Это мои деньги!
Новое знакомство
Алька был так потрясен, что не сразу заметил две фигуры, молча стоявшие у него перед глазами. Наконец, он увидел мальчишек, но продолжал повторять:
— Это мои деньги… Я их заработал…
Голос его становился все тише — он выплеснул свое горе в крике и теперь смотрел на пацанов совершенно отрешенным взглядом. Ему не на что было жить, негде ночевать, а мелькнувшая мысль о доме погасла, как крошечный огонек свечного огарка под порывом ветра.
— Мы все видели, — сказал один из мальчишек. — Да разве их догонишь? Они же на роликах. Дома тебе, наверное, здорово влетит…
Алька резко отвернулся, пытаясь скрыть вновь навернувшиеся слезы. Но малец не унимался:
— Идем к тебе. Мы можем подтвердить, что деньги у тебя украли. Где ты живешь?
И Алька ответил так же, как при встрече с «кожаной» парочкой:
— Ни-и-где-е!
Он уже не скрывал слез, рыдал громко и отчаянно, вытирая лицо рукавом куртки.
— Нигде? А у нас тоже нет дома.
Алька перестал плакать и после небольшой паузы спросил:
— А где же вы ночуете?
— Где получится… Сегодня, наверное, в автобусе переночуем. Поедешь с нами?
Алька только сейчас внимательно посмотрел на мальчиков. Тот, который с ним разговаривал, был чуть постарше него, в нем чувствовалась какая-то сила и основательность, такому можно довериться. Другой был, пожалуй, ровесником Альки, на его бледном лице темными озерами выделялись большие черные глаза. На вид он был хрупким и болезненным, но тоже почему-то с первого взгляда располагал к себе. И Алька согласно кивнул головой. А что ему еще оставалось делать? Втроем они направились к автобусу с табличкой «Владикавказ — Ростов».
— Не пустят! — испуганно сказал Алька, вспомнив, как его прогнали, когда он пытался уехать в Ставрополь.
— Пустят, — уверенно произнес старший подросток. — Это же проходящий автобус, его сильно не проверяют. И там сегодня дядя Саша. Он нас уже возил.
Дядя Саша, один из двух водителей длинного рейса, осмотрев троицу, невесело заметил:
— Да у вас прибавление!
— Бог троицу любит, — солидно ответил старший мальчик.
— Троицу, троицу… — пробормотал дядя Саша. — Я смотрю, вы тут, на вокзалах, плодитесь, как кролики. Ну, ладно, проходите на последнее сидение, поедем в Ростов.
Мальчики пробрались в самый конец автобуса. Длинное сидение было похоже на мягкую скамью. Одному здесь и поспать можно, но ребят было трое, и они сели так, что Алька оказался посередине. Старший подросток повернулся к нему и сказал:
— Меня Петром зовут. А тебя?
— Алька.
— А этот, — Петр указал на младшего, — представляешь, Антон Антонович Антонов! Правда, смешно?
Оба мальчика засмеялись, Алька же с любопытством посмотрел на Антона: и правда, смешно, все одинаковое — имя, отчество, фамилия, так редко бывает.