Приключения английского языка
Шрифт:
Мистерии иллюстрировали христианскую историю от сотворения мира до рождения, смерти и воскресения Христа. Это были пьесы религиозного содержания, но они не были и не могли быть частью Писания — скорее, они представляли своего рода мыльную оперу по библейским мотивам. По сей день ежегодно разыгрывают одну из дюжины пьес, которые изначально ставила соответствующая гильдия (плотники, к примеру, отвечали за распятие на кресте). Представления проходят на английском языке XIV века.
В 2002 году, к примеру, был черед «Мистерии пастухов». Пастухи раздумывают о том, что они могли бы подарить Иисусу. Для начала литературный перевод на современный английский:
Now look on me, my lord so dear Although I put me not in press. Ye are a prince without a peer, I have no present that may you please. Lo: a horn spoon that I have here, And it will hold good forty peas. This will I give you with good cheer.А вот среднеанглийский текст, по времени более поздний, чем язык Чосера:
Nowe loke on me, my lorde dere, Thof all I putte me noght in pres. Ye are a prince withouten pere, I haue no presentte that you may plees. But lo! An horne spoone that haue I here — And it will herbar fourty pese. This will I giffe you with gud chere. (Взгляни на меня, Боже, князь, которому нет равных. У меня нет подарка, который мог бы доставить тебе удовольствие. Вот есть у меня с собой роговая ложка, и в ней поместится добрых 40 горошин. Ее и подарю тебе сердечно).Без сомнения, большинство людей почитали и любили свою религию и Иисуса, полагались на них в поисках утешения, надежды и повседневных радостей; справляли праздники, дни святых, распевали псалмы и участвовали в храмовых процессиях. Но простой люд оставался в стороне, что наглядно подтверждают ежегодные спектакли в Йорке: актеры проходят по городу и устраивают представление в тени монастырской церкви, однако не допускаются внутрь храма.
Когда же они входили в церковь, чтобы с почтением постоять сзади или преклонить колени в молитве (а посещение церкви было для всех обязательным), служба выглядела совсем не так, как представления: здесь особо подчеркивалось таинство богослужения, а священники словно принадлежали к какому-то тайному обществу, произнося величественные латинские слова, и хотя некоторые из этих древних истин на латыни с годами отложились в памяти, основной целью было не просвещать, а производить впечатление и внушать смирение. На родном языке не было ни гимнов, ни молитвенника, и вы оказывались во власти священников, ведь лишь им одним было дозволено читать слово Божье, и даже это они делали про себя. Прихожане узнавали, что читающий достиг важного участка текста, по звону колокола. Священник возвышался над прихожанами не проводником, а стражем, охраняющим Библию от простых смертных, которым нельзя было читать Священное Писание самостоятельно.
Потребовалось немало усилий, чтобы отвоевать эту власть у духовенства и заменить латынь родным языком. Это была значимая веха на пути становления английского языка, время мученичества и высокого риска, мужества и образованности, а главным образом, время благородного и твердого убеждения, что слово Божье должно звучать на родном для народа языке. Битва эта в результате расколола Церковь на две части, о чем трудно было даже помыслить во второй половине XIV века, когда только начали раздаваться первые возгласы протеста. Борьба унесла многие жизни, но многие были готовы умереть ради того, чтобы английский язык стал языком веры.
Инициатором движения стал в XIV веке ученый Джон Уиклиф. Родился он, по-видимому, близ Ричмонда в Йоркшире, в возрасте 17 лет поступил в Мертон-колледж в Оксфорде. Он был, как говорят, обаятельной личностью и прекрасно владел латынью. Будучи крупным философом и богословом, Уиклиф был страстно убежден в том, что знаниями необходимо делиться со всеми. В стенах Оксфорда, где все подчинялось клерикальным Установлениям и нерушимым традициям, он начал яростное наступление на власть и богатство Церкви, более чем на столетие опередив Мартина Лютера.
Прежде всего он призывал различать вечную, идеальную Церковь Божью и материальную — Римскую. Одним словом, он утверждал, что если что-то не упоминается в Библии, то в этом не может быть истины, что бы ни говорил папа римский. В частности, в Библии ничего не сказано о папе римском. Когда люди говорят о Церкви, отмечал он, они обычно подразумевают духовенство, монахов, каноников и братьев, но так быть не должно. Уиклиф писал: «Будь хоть сотня пап, а все монахи стань кардиналами, их мнение по вопросам веры не следовало бы принимать, если только оно не основано на самом Священном Писании».
Это утверждение было провокационным и подрывало основы власти, особенно в сочетании с требованием, которое Уиклиф и его последователи (в том числе Джон Болл) предъявили Церкви: раздать все мирские богатства бедным. У Церкви не было другого выбора: бунт следовало подавить. А Уиклиф тем временем пошел еще дальше: он со своими последователями критиковал пресуществление — веру в то, что во время обряда, отправляемого духовенством, вино и хлеб чудесным; образом превращаются в кровь и тело Христово; он критиковал обет безбрачия духовенства, рассматривая его как систему ведомственного контроля над множеством священников; он критиковал принудительные исповеди, которые считал способом отлова инакомыслящих; индульгенции, приобретение которых якобы сулило избавление от мук чистилища и при этом приносило состояние Церкви; паломничества — как форму I идолопоклонничества; мистерии, которые не являются словом Божьим. В своей борьбе Уиклиф не брал пленных.
Библия является высшим и единственным авторитетом в вопросах веры и жизни в соответствии с таковой, а читать и истолковывать Писание имеет право любой человек. Это важнейшее принципиальное утверждение Уиклифа, будь оно принято в каком бы то ни было виде или форме, полностью отвергло бы авторитет Церкви. Мир изменился бы, и власть имущие поняли это. Уиклиф стал их врагом номер один. Ирония заключалась в том, что, хотя Уиклиф и его последователи проповедовали на английском языке, свои основные доводы он вынужден был излагать на латыни — международном языке науки и богословия.
Поразительно, что молодой человек в тихом богословском колледже в стране, издавна считавшейся в Риме «окраиной известного мира», бросил вызов величайшей власти на земле. Он должен был ясно осознавать риск всей затеи. Что еще более поразительно, он воплотил свои идеи в жизнь, заручившись поддержкой значительного числа других ученых, чья жизнь и труды подвергались не меньшей опасности в этом захватывающем и рискованном предприятии.
Возможно, им придавало силы само состояние Церкви, свидетелями которого они были. Состояние это по мнению христианских богословов было невыносимым: повсюду царили леность и порок, а Библию даже в среде духовенства читали на удивление редко, так как зачастую священнослужители не владели латынью. Известен случай, когда епископ Глостерский опросил 311 дьяконов, архидьяконов и священников в своей епархии и обнаружил, что 168 из них не в состоянии повторить 10 заповедей, 31 вообще не знал, где в Библии найти эти заповеди, а 40 не смогли повторить «Отче наш». Такое состояние упадка и безразличие не могли остаться незамеченными для людей высокой морали, честности и истинной веры, какими были Уиклиф и его последователи: необходимо было бороться с упадком веры и изменой Богу, чтобы искоренить их. А главным оружием, естественным оружием ученого стала Библия. На родном английском языке.