Приключения атома
Шрифт:
Хорошо ли это забвение прошедшего в будущей жизни, полный разрыв с горестями, радостями, привязанностями и антипатиями уплывающего бытия? Ведь эти радости и огорчения так ничтожны, так мелочны, что не худо и разорвать с ним на веки. Если они и не ничтожны, то во всяком случае, страстны, животны. Стоит ли поправлять дрянный, полусгнивший,
Как и где я буду рождён, думал наш герой, забывая о предстоящих страданиях?..
Заметим, что высочайшие учёные, современные герою, отрицали возможность устранить смертные боли разными медикаментами, вроде морфия. Поэтому никто их не употреблял, и наш больной также. Напротив, он с ужасом думал о прошедших заблуждениях врачей, касательно роли этих снотворных, которые, временно облегчая, в конце концов, только усугубляли страдания. Но о последних больные уже не в силах были сообщить окружающим.
– Итак, где же будет мое рождение, продолжал размышлять больной, – тут ли на Земле, или в иных мирах? Если на Земле, то когда – через тысячу, миллион, или биллион лет? В какую жизнь я тогда попаду? Ведь она так уйдет вперед! Может быть не будет уже тогда ни мук, ни смерти, ни обыкновенного рождения, сопровождаемого жалкой прозой! Не будут ли люди зарождаться так поэтично, как цветы, или так бесстрастно, как рыбы? Рожусь ли я мужчиной или женщиной, и будут ли тогда два пола? Если мне суждено, т. е. моему бессмертному атому. возникнуть вне пределов Земли, то останусь ли я в солнечной системе, возродившись на одной из планет, или где-нибудь между ними? Может быть я умчусь далее, к другой солнечной системе, пролетев пустыни эфира? На какой же планете и при каком новом солнце я открою свои глаза, слух и другие неведомые чувства? Будут ли у меня те же чувства или другие? Какова там жизнь… А может быть мне суждено возникнуть очень скоро, на той же Земле и увидеть не только то же Солнце и те же звезды, но и близкие мне поколения людей, моих внуков и правнуков. На то мало вероятия, но природа и случайность иногда разыгрывают удивительные штуки. Я даже могу возникнуть сейчас же после моей смерти в образе рождающегося где-нибудь у нас на Земле ребенка, может быть даже в образе моего внука или внучки. Но на это менее всего вероятия. Даже в образе сына – и это не невозможно.
Или, может быть, не разложится ли мой атом на мельчайшие части, и не войдут ли они в состав особых существ, не подобных земным, бесконечно более легких, образовавшихся ещё тогда, когда не было мира, подобного теперешнему, – дециллионы дециллионов лет тому назад. Тогда я буду как бы духом в обыкновенном смысле этого слова, хотя состав мой останется материальным. Но материя эта страшно разреженная и о свойствах её мы не имеем теперь никакого понятия?..
Тело умирающего всё более и более слабело, мысли блекли, замедлялись, останавливались, и герой почувствовал смертную тоску, и боли в разных частях тела. Он впал в бессознательное состояние, т. е. страдал, но не мог дать об этом отчёта людям. Он не владел своими нервами и всё настоящее, окружающее не чувствовал, не воспринимал. Только внутренние струны мозга, разрушаясь, печально звенели последний раз, заставляя его томиться. Умирало тело, и были физические и, так называемые, душевные страдания. Как и где он проснулся, какие мысли его о будущей жизни оправдались – неизвестно. Накинем покров и на его смертные мучения – мучения рождения.