Приключения Эмиля из Лённеберги. Художник Н. Кучеренко
Шрифт:
С той минуты Эмиль утратил покой. Он слонялся всё утро, не в силах ни за что взяться, и так волновался за Свинушка, что у него пропала всякая охота проказничать. Ничего особенного он за эти дни не натворил, вот только посадил сестрёнку Иду в поилку для скота: Ида была кораблём, а поилка – морем. А потом он стал качать воду в эту поилку – получилось, что корабль попал в шторм, и Ида во всей одежде несколько раз окунулась с головой – ей это очень понравилось. Ещё Эмиль стрелял из рогатки в миску с ревеневым киселём, который мама поставила студить на окно кладовой. Он вовсе не собирался разбивать миску, а просто хотел проверить, попадёт ли в намеченную цель, но миска почему-то разлетелась вдребезги. И тут Эмиль не мог не порадоваться, что его папа на весь день ушёл в поле. Мама, правда, тоже послала его в сарай, но ненадолго. И не только потому, что жалела его, но и потому,
Как вестники радости шагали смоландские мальчишки с корзинками по пастбищам и лугам, по узким тропинкам, которые, долго петляя, приводили в конце концов к жалкому лоскутку пахотной земли, да и то так заваленному валунами, что хоть плачь. Но смоландские мальчишки и девчонки, конечно, не плакали из-за валунов, а, наоборот, радовались, что их так много, потому что между камнями росла земляника, а землянику все они очень любили.
Так вот, Эмиля и сестрёнку Иду тоже послали с такой вот корзиной в поле, отнести еду папе и его помощникам. Они вовремя вышли из дому и бодрым шагом пустились в путь, чтобы поспеть к обеду. Но так уж был устроен Эмиль, что не умел он идти по дороге, обязательно сворачивал в сторону, если было на что поглядеть, а сестрёнка Ида не отставала от брата ни на шаг. Эмиль сделал небольшой крюк, чтобы зайти на болотце, где всегда было полным-полно лягушек. И он тут же поймал лягушку. Ему захотелось изучить её получше, и он решил, что лягушке полезно переменить обстановку, нечего ей весь день сидеть в болоте. Поэтому он сунул её в корзинку с едой и прикрыл крышкой, чтобы она не удрала.
– А больше мне некуда её девать, – объяснил Эмиль Иде, когда она выразила сомнение, можно ли сажать лягушку в корзинку с едой. – Ты же сама знаешь, карманы штанов у меня дырявые. Да что тут худого? Она посидит там немножко, а потом мы её отпустим, и она вернётся в своё родное болото.
Так решил Эмиль – ведь он был очень смышлёный мальчишка.
На поле папа Эмиля и Альфред жали пшеницу, а за ними следом шли Лина и Крёсе-Майя, сгребали в кучки колосья и вязали снопы. Так в старину убирали хлеб.
Когда наконец появились Эмиль и сестрёнка Ида, папа не только не приветствовал их, как приветствуют вестников радости, а, наоборот, тут же их выругал за то, что они пришли так поздно. А пришли они как раз в ту минуту, когда надо было завтракать.
– Как приятно будет выпить сейчас глоток горячего, – сказал Альфред, чтобы разрядить обстановку и настроить папу Эмиля на весёлый лад.
И в самом деле, если тебе довелось побывать в тёплый августовский день на полевых работах, ты можешь себе представить, как приятно отдохнуть часок посреди дня, посидеть всем вместе на пригорке, поболтать о том о сём, да ещё при этом пить кофе и есть хлеб с маслом. Но папа Эмиля уже и без того был не в духе, а когда он придвинул к себе корзинку и открыл крышку, то произошло нечто ужасное: лягушка выскочила из корзинки и прыгнула ему прямо на грудь – он так разгорячился во время работы, что расстегнул рубаху чуть ли не до пояса. А у лягушки лапки холодные, и это почему-то не понравилось папе Эмиля. От неожиданности и отвращения он взмахнул руками и… опрокинул кофейник. Правда, Эмиль его ловко подхватил, и вылился не весь кофе. А лягушка с перепугу забралась к папе в штаны. Как только он это почувствовал, он совсем озверел и стал размахивать руками и ногами, чтобы вытрясти её через штанину, но тут, как назло, кофейник снова оказался рядом. Он пнул его ногой и, конечно, опять опрокинул. И если бы Эмиль во второй раз не подхватил его так же ловко, как в первый, им пришлось бы жевать хлеб всухомятку, а это уж совсем грустно.
Лягушка вовсе не собиралась сидеть на одном месте. Она выбралась тем временем на волю через штанину, и Эмиль тут же её поймал. Но папа почему-то продолжал сердиться. Как всегда, он не понял Эмиля. Ведь Эмиль рассчитывал, что крышку с корзинки снимет Лина и придёт в восторг, увидев такую миленькую лягушечку. Я всё это так подробно рассказываю, чтобы ты знал, что Эмилю приходилось не так-то легко и часто его наказывали за проделки, которые, если разобраться, вовсе и не были проделками. Ну, скажи сам, куда было Эмилю девать эту лягушечку, если оба кармана его штанов дырявые? Просто странно, что его папа не желал об этом подумать.
Да, что бы он ни делал, ему всё равно всегда достаётся. Золотые слова. Это подтвердилось ещё в тот же день. Ему так досталось, что об этом и не расскажешь, и все в Лённеберге ещё долго вздыхали и жалели его. Всё получилось, может, просто оттого, что его мама была такой хорошей хозяйкой и что как раз в этот год в Катхульте было полным-полно вишни. Но, как бы то ни было, Эмилю и в самом деле досталось как следует.
Никто не мог сравниться с мамой Эмиля в искусстве варить варенье, делать сиропы и вообще заготовлять на зиму всё, что растёт в лесу и в саду. Она собирала огромные корзины брусники, черники и малины; варила яблочный мармелад, повидло из крыжовника, джем из груш с имбирём, сироп из смородины, не говоря уже о том, что сушила фрукты для компотов, чтобы хватило на всю зиму. Яблоки, груши и вишни она сушила в большой печке на кухне, а потом пересыпала в белые холщовые мешки и подвешивала в кладовой под потолком. Да, поглядеть на такую кладовую было одно удовольствие.
В самый разгар сбора вишен на хутор Катхульт приехала в гости фру Петрель из Виммербю, и мама Эмиля посетовала, что такой урожай: ума она не приложит, куда девать столько вишен…
– Я думаю, Альма, вам надо делать вишнёвку, – сказала в ответ фру Петрель.
– Нет уж, увольте, – решительно заявила мама Эмиля.
Мама Эмиля и слышать не хотела о вишнёвке. На хуторе Катхульт жили одни трезвенники. Папа Эмиля никогда не пил ничего спиртного, даже пива в рот не брал, не считая, конечно, тех случаев, когда его угощали на ярмарке или торге. Тут уж ничего не попишешь. Разве он может возразить, если кому-нибудь захотелось во что бы то ни стало распить с ним бутылочку, а то и две пива! Он сразу сосчитывал, что две бутылки пива стоят тридцать эре, а тридцать эре грех бросать на ветер. Так что в таких случаях ему ничего не оставалось, как сидеть и пить, хочется ли ему того или нет. Но вишнёвки он и не пригубит, это мама Эмиля прекрасно понимала и заверила в этом свою гостью. Но фру Петрель возразила, что если на хуторе Катхульт и в самом деле никто не пьёт вина, то всё же есть немало людей, которые при случае не откажутся от стаканчика. Вот она сама, к примеру, охотно запаслась бы двумя-тремя бутылками вишнёвки и не понимает, почему бы маме Эмиля не поставить в дальнем углу погреба, втайне от всех, чан с вишнями, чтобы они перебродили. Как только вишнёвка будет готова, фру Петрель снова приедет в Катхульт. И, добавила она, хорошо за всё заплатит.
Мама Эмиля никогда не могла отказать, если её о чём-нибудь просили, и, кроме того, она была очень хорошей хозяйкой. Как ты знаешь, хорошие хозяйки просто не выносят, когда продукты зря пропадают. А на зиму она уже насушила вишен даже больше, чем нужно. Короче говоря, мама Эмиля пообещала фру Петрель сделать для неё вишнёвку. Но делать что-либо втайне на хуторе Катхульт было не заведено, потому она тут же рассказала о просьбе фру Петрель папе Эмиля. Тот сперва поворчал, а потом сказал:
– Делай как знаешь. Кстати, сколько она собирается заплатить?
Этого-то мама как раз и не выяснила. Но так или иначе, вишню она засыпала в чан и поставила в погреб перебродить. С тех пор прошло несколько недель, и наконец мама Эмиля решила, что вишнёвка должна быть уже готова. Теперь её нужно было разлить по бутылкам. День для этого мама выбрала весьма удачный – папа с раннего утра работал в поле. Он не увидит, как она возится с ненавистной ему вишнёвкой, и не заведёт разговор о том, что у них в доме начали изготовлять алкогольные напитки, да как они до этого дошли, да как он это позволил…
Аккуратно процедив ароматную вишнёвку, мама перелила её в бутылки, закупорила их, поставила в корзинку и спустила в погреб. Пусть эти десять бутылок стоят там в укромном уголке до того дня, когда за ними приедет фру Петрель.
А сами вишни мама вывалила в ведро и поставила его на кухне за дверью.
Когда Эмиль и Ида вернулись с поля, мама сказала:
– Эмиль, вынеси ведро на помойку и присыпь вишни землёй.
Эмиля, как ты знаешь, никогда ни о чём не надо было просить дважды. Он тотчас схватил ведро и вышел с ним во двор. Помойка была за хлевом, а в хлеву томился Свинушок – он не знал, чем бы ему заняться. Когда Свинушок сквозь щель увидел Эмиля, он радостно заверещал, чтобы Эмиль понял, что он тоже хочет выйти на волю.