Приключения Эмиля из Лённеберги. Художник Н. Кучеренко
Шрифт:
Результаты его любознательности нашли своё отражение в синей тетради.
«Да, верно, перья на шляпе задымились и даже обуглились, но огонь так и не вспыхнул, чего не было, того не было, зачем зря говорить. А я-то надеялась, что Эмиль станет лучше после клятвы в обществе трезвости. Но нет! Нашему трезвеннику пришлось просидеть весь остаток дня в сарае!»
25 августа Эмиль пошёл в школу. Жители Лённеберги полагали, конечно, что Эмиль там опозорится, но они попали пальцем в небо. Учительница быстро сообразила, что на скамейке у окна сидит будущий председатель сельской управы, потому что – слушай и удивляйся! – Эмиль
Произошло это вот как. Эмиль стоял у доски и решал очень трудный пример. Когда он с ним успешно справился, учительница сказала:
– Молодец, Эмиль, можешь сесть на своё место!
Так он и сделал, но перед этим подошёл к учительнице, сидевшей за кафедрой, и поцеловал её. С ней никогда ещё ничего подобного в классе не случалось, она залилась краской и спросила, запинаясь:
– Почему… почему ты это сделал, Эмиль?
– Из любезности, – ответил Эмиль, и это стало с тех пор как бы поговоркой в Лённеберге.
«Из любезности, как сказал мальчишка с хутора Катхульт, целуя свою учительницу» – так говорили лённебержцы, и насколько мне известно, и сейчас ещё говорят.
Впрочем, из любезности Эмиль делал и многое другое. Во время большой перемены он ходил, например, в приют для престарелых и читал там вслух «Смоландскую газету» Стулле Йоке и другим старикам. Так что не думай, пожалуйста, что Эмиль не способен на хорошие поступки!
В приюте все ждали прихода Эмиля. Для Стулле Йоке, Йохана Этаре, Калле Спадера и для всех остальных стариков, уж не помню, как их там звали, это были лучшие минуты дня. Стулле Йоке, быть может, не так уж и много понимал из того, что Эмиль читал, но, когда он слышал, например, что в ближайший понедельник в городской гостинице в Ексо будет дан большой бал, старик многозначительно потирал руки и говорил: «Да, да, да, да, так оно и будет!»
Но главным здесь было то, что Стулле Йоке и все остальные жители приюта очень любили сидеть вокруг Эмиля и слушать, как он читает им газету. Только одна старуха этого не выносила. Как только появлялся Эмиль, её словно ветром сдувало. Ты, конечно, догадался, кто это. Да, Командирша никак не могла забыть, как под Рождество она угодила в волчью яму.
Может, ты испугался, что у Эмиля-школьника уже не будет времени проказничать? Могу тебя успокоить! Дело в том, что, когда Эмиль был маленьким, в школу ходили только через день. Везло же людям, правда?
– Как ты теперь проводишь время? – спросил как-то Эмиля Стулле Йоке, когда тот пришёл к ним читать газету.
Эмиль подумал и ответил честно:
– Один день проказничаю, а другой хожу в школу.
Воскресенье, 14 ноября,
когда на хуторе Катхульт пастор читал проповедь, а Эмиль запер своего отца
Стояла осень, глубокая осень. Всё темнее и темнее становились дни на хуторе Катхульт, и во всей Лённеберге, и во всём Смоланде.
– Ой, до чего выходить неохота! – говорила всякий раз Лина, когда вставала в пять утра, чтобы доить коров, и ей надо было идти во двор в такую темень. Правда, у неё был фонарь, чтобы освещать дорогу, но он светил так слепо и скудно, что хоть плачь.
Серая, серая осень, как один долгий-долгий беспросветный день, и только какой-нибудь праздник, скажем, проповедь на дому, будто свет маяка в темноте, прерывал вдруг этот нескончаемый мрак.
О проповеди на дому ты, конечно, и слыхом не слыхал, это ясно. Так вот, в те далёкие времена все люди в Швеции должны были знать Библию, и, чтобы проверить их знания, пастор время от времени посещал каждый дом своего прихода и беседовал с его обитателями о Святом Писании. Представляешь, он опрашивал не только детей, но и взрослых, и все должны были отвечать на его вопросы. Такого рода экзамены устраивались по очереди во всех хуторах Лённеберги, и хотя сам опрос был не очень-то приятен, ему всегда сопутствовал настоящий пир. А это было уже куда приятнее. Все жители прихода приглашались на такую проповедь, и старики и старухи из приюта тоже. И все, кто были в состоянии дойти, обязательно приходили, потому что после опроса подавалось угощение и можно было всласть наговориться и вкусно поесть.
В ноябре пришла очередь хутора Катхульт устраивать проповедь на дому, и все заметно оживились в ожидании этого дня, а больше всех Лина, потому что она очень любила праздники.
– Я так рада, так рада! – говорила она. – Вот жаль только, что вопросы будут задавать. Я никогда не знаю, что отвечать.
Дело в том, что Лина была не слишком большим знатоком Библии. Пастор, человек добрый, старался задавать ей самые лёгкие вопросы. Он долго и подробно рассказывал в своей проповеди об Адаме и Еве, которые жили в райском саду и были первыми людьми на земле, и ему казалось, что все поняли его рассказ, в том числе и Лина. Была как раз её очередь отвечать, и он ласково спросил её:
– Ну, Лина, скажи нам, кто были наши прародители?
– Гор и Фрея, – ответила Лина, не задумываясь.
Мама Эмиля покраснела от стыда за глупый ответ Лины, ведь Гор и Фрея были старые боги, в которых в Смоланде верили ещё во времена язычества, больше двух тысяч лет назад, когда никто ещё ничего не слыхал про Библию.
Но пастор повёл себя очень терпимо и продолжал с Линой говорить как ни в чём не бывало.
– Понимаешь, Лина, ты тоже настоящее чудо творения, – объяснял пастор, а потом спросил Лину, осознала ли она, как это удивительно, что Бог её создал.
Сперва Лина было согласилась, а потом подумала и сказала:
– Да какое я, собственно, чудо? Во мне нет ничего чудесного. Разве что вот эти завитушки возле ушей…
Тут мама Эмиля снова залилась краской. Ей казалось, что, когда Лина говорит такие глупости, весь хутор опозорен. И она почувствовала себя ещё более несчастной, когда из угла, где сидел Эмиль, послышался звонкий смех. Разве можно смеяться во время проповеди! Бедная мама Эмиля! Она сидела, сгорая от стыда, и успокоилась лишь тогда, когда опрос наконец кончился и можно было подавать угощение.