Приключения Эмиля из Лённеберги. Художник Н. Кучеренко
Шрифт:
Нет, кровь Свинушка не прольётся, это уж точно! Пока Эмиль жив, он этого не допустит.
На кухне долго царило молчание, мрачное молчание. Но вдруг Альфред выругался. Стругая, он поранил себе палец, и у него потекла кровь.
– Тебе легче не стало оттого, что ты выругался, – строго сказал папа Эмиля. – А я не желаю слышать такие слова у себя в доме.
Мама Эмиля достала из ящика чистый льняной лоскуток, перевязала Альфреду руку, и он снова стал стругать колышки для грабель. Это было зимнее занятие – за долгие вечера всегда перебирали все грабли
– Значит, решено… У нас на хуторе будет постное Рождество, – сказал папа Эмиля и мрачно уставился в одну точку.
В тот вечер Эмиль долго не мог заснуть, а наутро он разбил свою свинью-копилку, отсчитал тридцать пять крон, запряг Лукаса в старую телегу и поехал в Бастефаль, где все занимались свиноводством. Домой он вернулся с великолепным поросёнком, которого он тут же оттащил в свинарник к Свинушку. А потом Эмиль пошёл к отцу.
– Теперь в свинарнике два поросёнка, – сказал он. – Можешь заколоть одного к Рождеству, но только, советую тебе, не ошибись, когда будешь выбирать.
Эмиль был в бешенстве, с ним такого никогда ещё не случалось. Он выпалил всё это, словно забыв, что говорит с отцом. Он ведь понимал, что, спасая жизнь Свинушку, обрекает на смерть другого бедного поросёнка, и это казалось ему ужасным, но выхода не было; он знал, что иначе отец не оставит его в покое.
Два дня Эмиль не ходил в хлев, он попросил Лину кормить обоих поросят. А на третий день он проснулся, когда было ещё совсем темно, оттого, что визжал поросёнок. А потом этот пронзительный визг вдруг смолк.
Эмиль дышал на замёрзшее стекло, пока не оттаял кружочек, и поглядел во двор. У входа в хлев висел фонарь, и в его свете он увидел двигающиеся тени людей. Поросёнка закололи, это он знал. Отец и Альфред ошпарят его кипятком, соскребут щетину, а потом придёт Крёсе-Майя, и они вместе с Линой пойдут в прачечную промывать кишки, чтобы делать колбасу. Так закончил свои дни поросёнок из Бастефаля, которого купил Эмиль.
– «Заколю, а он как вскрикнет…» – пробормотал Эмиль, а потом снова забрался в кровать и долго плакал.
Но человек так устроен, что умеет забывать о своих печалях, и Эмиль не был исключением. После обеда он заглянул в хлев, почесал Свинушка и задумчиво сказал:
– Ты жив, Свинушок! У каждого своя судьба. Ты остался жив!
Но Эмилю хотелось поскорее забыть поросёнка из Бастефаля. И когда на следующий день Крёсе-Майя и Лина сидели на кухне и быстро-быстро резали кубиками мясо, а мама Эмиля перемешивала фарш для колбасы и обрезала окорок, чтобы положить его в рассол, и Лина запела «С моря дуют студёные ветры», а Крёсе-Майя стала рассказывать про привидение без головы, которое живёт на чердаке в доме пастора, Эмиль рассмеялся. Он уже думал не о поросёнке из Бастефаля, а только о том, что скоро Рождество, и радовался, что пошёл наконец снег.
– Снег засыпал белый свет, – распевала на все лады сестрёнка Ида. Так говорят в Смоланде, когда выпадает много снега.
И снег в самом деле всё засыпал. К концу дня снег повалил пуще прежнего, началась настоящая метель – из дома теперь нельзя было разглядеть скотный двор.
– Валом валит, всё заметёт, – сказала Крёсе-Майя. – Как я до дома доберусь?
– Оставайся ночевать! – предложила мама Эмиля. – Ляжешь на диванчике вместе с Линой.
– Да, только, будь добра, лежи не шевелясь, я ведь так боюсь щекотки, – сказала Лина.
После ужина Альфред пожаловался, что у него болит палец, всё дёргает и дёргает, сил нет, и тогда мама Эмиля развязала повязку, чтобы поглядеть, что там.
Ничего хорошего она не увидела: палец опух, воспалился и краснота поползла вверх по руке.
Глаза у Крёсе-Майи засверкали.
– Заражение крови! – воскликнула она. – Это очень опасно!
Мама Эмиля вынула бутылку раствора сулемы из шкафа и сделала Альфреду примочку.
– Если к утру не станет легче, придётся тебе поехать к доктору в Марианнелунд, – сказала она.
Всю ночь валил снег – над всем Смоландом бушевала метель, такая метель, какой никто и не припомнит, и наутро оказалось, что хутор Катхульт почти погребён под снегом. А метель всё не унималась. Снег валил и валил, и дул такой ветер, что из дому носа не высунешь. Ветер гудел и завывал в трубе – у-у-у! Да, такая метель бывает, может, раз в сто лет!
– Альфред весь день будет снег разгребать, – сказала наутро Лина. – А может, ему и браться за это не стоит, всё равно бесполезно.
Но Альфред не разгребал снег в этот день. Когда все сели завтракать, его место за столом пустовало, и вообще его никто ещё сегодня не видел. Эмиль забеспокоился. Он нахлобучил кепарик, надел толстую куртку из домотканого сукна и вышел из кухни. За дверью он взял лопату и стал быстро прокапывать дорогу к пристройке у сарая, где жил Альфред.
Лина увидела Эмиля из кухонного окна и удовлетворённо закивала.
– Эмиль всё-таки умница! Знает, что первым делом надо расчистить тропинку к сараю. Тогда можно озорничать со спокойной душой.
Глупая Лина, она не поняла, что Эмиль пробивается к Альфреду.
Когда Эмиль вошёл в каморку Альфреда, он удивился, до чего там холодно. Альфред не затопил печку. Он лежал на топчане и не хотел вставать. Есть он тоже не хотел.
– Не хочется, – сказал он.
Тут Эмиль ещё больше встревожился. Если Альфред не хочет есть, значит, он серьёзно заболел.
Эмиль растопил печь, а потом побежал за мамой. Она пришла, а с ней и все остальные – папа Эмиля, и Лина, и Крёсе-Майя, и сестрёнка Ида, все они встревожились за Альфреда.