Приключения и фантастика (сборник)
Шрифт:
– Я бы хотел прокатиться, - поднялся Милько.
– Если разрешите, я охотно, - сказал и Загорский.
Иван Макарович стоял, погруженный в мысли. Он колебался, кого же назначить водителем вездехода? Милько - механик, наверное он повел бы лучше, но мало ли что может случиться в дороге… Кто тогда поднимет ракету?
– Поедете вы, товарищ Загорский.
И опять тревога сжала сердце Ольги. В ней боролись два чувства: гордость за отца и страх за его жизнь Девушка сквозь иллюминатор смотрела на отвесные скалы и думала: «Что там за ними? Хватит ли кислорода?» А горы стояли молчаливые,
Иван Макарович сказал;
– Нам пора!
Втроем они быстро приготовили машину, взяли баллоны с кислородом, разные инструменты и припасы, и Ольга видела, как вездеход, словно нащупывая дорогу, пополз по направлению к межгорью.
ЗАГАДКА ГОЛУБОЙ ДОЛИНЫ
Хотя Загорский и был против этой далекой экспедиции, но когда Иван Макарович поручил ему вести машину, он про себя решил, что сделает все, чтобы достичь цели. Сильные руки юноши лежали на рычагах, готовые в любой миг изменить направление движения. Сначала непривычно было вести машину, особенно на подъемах, не слыша звука. На Земле Николай привык по гудению мотора определять - легко или трудно машине, а здесь приходилось ориентироваться исключительно по приборам.
До гор, которые гигантскими шпилями высились вокруг плато, где стояла ракета, было примерно километра три. Поверхность почвы раскинулась перед машиной ровная, почти сплошь покрытая мелкими камнями и пылью. Иногда. гусеницы вездехода утопали в толстом слое пыли, и тогда позади машины поднималась серая завеса, поднималась, да так и стояла - не клубясь, а медленно оседая.
Солнце щедро осыпало горы своими белыми лучами, слепило глаза путешественникам. Но Николай приловчился - сидел, подавшись вперед, решительно прокладывая путь в неизвестность. Случалось проезжать по такому щебню, что, казалось, - это шоссе, проложенное в древности.
Ивана Макаровича слегка покачивало, он смотрел на грозные, закрывавшие полнеба, горы, а видел почему-то глаза дочери, такие родные, дорогие! Она смотрит на него с тревогой, а сквозь тревогу, как свет сквозь воду, пробиваются лучи радости. На какое-то мгновение мелькает мысль: «А может, и в самом деле не следует так далеко забираться?» Но он сразу отгоняет ее, смотрит на зубчатый горный вал, который надвигается на них, и думает: «Какие богатства таит здесь природа?..»
Вездеход набирал скорость. Николай с удивлением замечал, что здесь можно легко развить скорость не то что 70-80 километров, а и 150-200. И лишь опасение, что эта холмистая, нетронутая поверхность, возможно, скрывает в себе неожиданности, сдерживало его от чрезмерно быстрой езды. На обратном пути, по своим следам, он поедет намного быстрее!
В одном месте горы расступались - их рассекало ущелье, шириной метров 50-60. Возле горы Иван Макарович приказал остановиться.
Сойдя с машины, они начали осматривать межгорье.
Несмотря на то, что вокруг было море солнечного света, в межгорье царила полнейшая темнота. И карниз, и глубокое ущелье внизу - все было покрыто густой черной тенью. Пришлось включить фары. Бледный свет выхватывал из темноты довольно узкий проход и отвесный склон горы слева. Загорский осторожно вел машину, прижимаясь левым бортом к скале.
Вдруг Иван Макарович толкнул его в плечо и указал рукой вверх. Там, немного впереди машины, сползал со скалы огромный плоский камень. Он грозил раздавить машину, как спичечный коробок.
– Вперед!
– скомандовал по радио профессор, и Николай, не раздумывая, дал скорость.
– Проскочили!
Вздох облегчения послышался под скафандрами. Но вот тень резко оборвалась, и перед глазами Плугаря и Загорского раскинулся изумительный пейзаж. Они остановились, пораженные невиданной красотой. Горы отступили в стороны, а широкая равнина голубела, переливалась самоцветами. Точно море, когда оно улыбается блестками, синеет под чистым небом. Только здесь небо над головой было черное, а долина сияла под солнцем мириадами голубых теней. В центре ее виднелось небольшое возвышение и зубчатые остатки скалы такого же точно голубого цвета.
– Что это, Иван Макарович?
– спросил Загорский, поворачивая свой шлем то к профессору, то к голубой долине.
– Сейчас узнаем, - ответил Плугарь.
– Сфотографируйте на цвет.
Профессор пошел вперед, и Загорскому показалось, что он идет по воде, идет по волнам и не тонет! Николай достал из багажника свой киноаппарат и начал крутить ручку.
Иван Макарович нагнулся, поднял несколько сверкающих камней, которыми была усеяна вся равнина. Положил на ладонь, и из них брызнули голубые лучи. Сапфир?
– Даже у калифов из сказок Шехерезады не было таких богатств!
– восторженно сказал Загорский, приближаясь к профессору с киноаппаратом на плече.
– Интересное явление природы!
– Да… Очень интересное, - задумчиво ответил Иван Макарович.
– Очевидно, здесь высился огромный монолит… Вот что от него осталось, - он указал на голубой обломок расщепленной скалы, торчащей на возвышенности.
– Возможно, это работа Солнца и холода, а быть может, на скалу упал метеорит… На обратном пути исследуем эту долину. Поехали!
Если б можно было заснять на кинопленку, как вездеход пересекал долину, усеянную сапфирами, - это были бы чудесные кадры документального фильма. Гусеницы машины отбрасывали целый ливень камешков, и они сверкали в лучах Солнца, как голубая вода. На пути вездехода удивительные камни вздымали тысячи трепещущих вееров голубого сияния, - словно хотели околдовать эту машину, остановить ее железный ход. Но напрасно! Металл подминал под себя камни, унося все дальше и дальше своих беспокойных хозяев.