Приключения инспектора Бел Амора
Шрифт:
И много других обидных для правительственной комиссии намеков.
Бродяги-двумерки, подкрепившись с утра ошметками картошки, которую они подрядились всю ночь чистить для фронтовой полевой кухни, пришли в хорошее настроение, сбегали к саперам за красной краской (саперы, в свою очередь, украли краску у экспертов, метивших ею одиночные мохнатые бозоны, вылетающие из галлюцинаторного квазара, куда медленно дрейфовала баржа с консервами и со Стабилизатором, вокруг которого в виде спутника вращался пуд соли…), так вот, раздобыв краску, двумерки бросили жребий, растянули и прибили гвоздиками одного из своих товарищей на подрамнике и написали на нем корявый
И в самом деле, куда же смотрела правительственная комиссия?
Она смотрела сначала в газеты, а потом на ВРИО коменданта, вызванного в шатер для объяснений.
Светало.
Бел Амор зевал в омуте вторые сутки. Яйцеголовые, закончив читать заключение и наскоро перекусив морожеными червяками, собирались перейти к рекомендациям «По предотвращению…», а правительственная комиссия, вконец запутавшись в утренне-вечерних новостях, рекомендациях и особых мнениях, расслабилась и сурово взирала на ВРИО коменданта… какое-никакое, а развлечение.
Душитель свободы печати ничего не мог объяснить. Он заблудился в трех придаточных предложениях (в «что», «где» и «который»), с надеждой взглянул на Дженераля, сидевшего рядом с председателем, и пустил смолистую слезу, предчувствуя понижение в должности, — в самом деле, как объяснить, почему он посадил на армейскую гауптвахту ни в чем не повинного человека… то бишь, совообразного фоторепортера?
Председатель правительственной комиссии (министр окружающей среды хороший, но вспыльчивый одноглазый мужик из семейства разумных мотоциклопов, у которых вместо крови бензин, а вместо сердца пламенный мотор), оглядев ВРИО коменданта и убедившись, что тот соответствует характеристике, завелся с пол-оборота и чуть не взорвался — его вывели из шатра в открытый космос и под улюлюкание бродяг-двумерков с трудом отдышали двумя подушками с углекислым газом.
Про ВРИО коменданта в этой суматохе забыли, понижение его в должности отложили на потом, но нет худа без добра: Дженераль СОС приказал освободить вечернего корреспондента, а правительственная комиссия наконец решила, что под угрозой «абсолютной бесперспективности дальнейшей эволюции Вселенной» надо дать высказаться не только специалистам… Мозговой штурм! Пусть все говорят, что хотят, может быть, подвернется что-то дельное.
Тут такое началось!
Бел Амор едва успевал вертеть головой.
Во-первых, тревожное сообщение передали по всем информационным каналам — в захолустьях даже воспользовались фельдъегерями и конной почтой, а неграмотным пахарям-телепатам из двумерного подпространства разъясняли барабанным боем.
Во-вторых, вступили в силу чрезвычайные законы насильственного перемирия — объявлялся мораторий на испытание и использование всех видов оружия, а воюющим цивилизациям предлагалось прекратить боевые действия на неопределенный срок: «потом додерётесь». Две мелкие зеркальные галактики Седьмитов и Антиседьмитов как всегда на всех начхали и продолжили было свой перманентный свифтовский конфликт (первые утверждали, что Большой Взрыв произошел на седьмой день после коллапса предыдущей Вселенной; вторые — что в любой другой день, но только не в воскресенье), но их быстро привели в чувство.
В-третьих, была объявлена всеобщая мобилизация граждан строительных специальностей, в особенности плотников-формовщиков по укладке сферы Дайсона. Тачек и лопат на всех не хватило, но добровольцев
В-четвертых, был приглашен медицинский консилиум, и академические светила извели Бел Амора какими-то каверзными вопросами фрейдистского толка — он сначала решил, что эти старикашки поголовно сексуально озабочены, а потом догадался, что они интересуются его потентными способностями, боясь, как бы тот, кто сидит в омуте, этими способностями не воспользовался — не хватало еще иметь дело с инфернальными суперсилами в образе сексуальных маньяков!
Консилиум очень надеялся обнаружить у Бел Амора этой самой потенции поменьше. Зря надеялись!
Бел Амор наплел им с три короба о четырех своих женах и любовных похождениях, и перепуганные академики, приняв все за чистую монету и смутно вспомнив свою собственную молодость, тут же перенесли консилиум в шатер. Лишь один из них, не задававший глупых вопросов, в шатер не пошел, а что-то сказал Джеиералю на ухо. Это был небезызвестный во Вселенной знахарь Грубиан из 8-го отделения районной Беловежской лечебницы — кстати, соплеменник ВРИО коменданта: та же кольцевая структура вместо мозговых извилии, но вместо фуражки — пожелтевшая крона. Зато сколько внутреннего достоинства, интеллекта и угрюмой силы воли проглядывало из его дупла! Именно за эти качества знахарь Грубиан недавно не был избран в состав Академии Медицинских Наук… не стал он и членом-корреспондентом, и потому Дженераль СОС возлагал на знахаря особые надежды.
Знахарь Грубиан попросил Дженераля отправить кого-нибудь в поликлинику Охраны Среды за историей болезней Бел Амора, особенно детских, а сам приблизился к границе омута и задал простой и мудрый вопрос, который никому из академических светил никогда в голову не пришел бы, а именно:
— Стул у тебя когда был?
— Стул на буксире не положен, — ответил Бел Амор, развалясь в кресле и пожирая очередную банку тушенки.
— Я спрашиваю, когда в последний раз… — еще грубее пояснил знахарь Грубиан.
(Это был настоящий врач и, когда надо, называл вещи своими именами.) Выяснилось, что Бел Амор уже третьи сутки не имеет этого самого стула, хотя перед вылетом плотно пообедал, а в омуте съел уже двадцать одну банку тушенки по 3 кг каждая, а сейчас уписывает двадцать вторую… явный перебор.
Может быть, тушенка его любимое блюдо?
— Ненавижу, — ответил Бел Амор с набитым ртом. Подумал и добавил: — Без хлеба.
И открыл двадцать третью банку.
— Он и раньше не отличался плохим аппетитом, но не в таком же количестве… — шепнул Джепераль знахарю Грубиану, но в это время вернулся из поликлиники адъютант, а знахарь Грубиан вставил в дупло монокль и принялся листать историю болезней, но не смог разобрать латинские каракули врача, лечившего Бел Амора в детстве. Лишь подпись была разборчива: «Д-р Велимир Зодиак».
Дженераль тут же приказал адъютанту найти и доставить сюда этого д-ра Велимира Зодиака — если спит, то разбудить, если умер — то пойти на могилку и удостовериться лично.
— С цветами! — потребовал Бел Амор.
Он любил своего детского врача с тех пор, когда сопливым пацаном удрал из родительского дома на матч смерти между «Гончими псами» и «Спортивным клубом Охраны Среды» (тогда еще за «СКОС» играл правым защитником рыжий Тиберий Попович) и когда детский врач Велимир Зодиак всадил орущему благим матом Бел Амору противостолбнячный укол за то, что тот, перелезая через силовую ограду, зацепился штанами за ржавый гвоздь, повис и чуть было не реплицировался.