Приключения либроманта 3
Шрифт:
— Проведите, проведите меня к нему! Я хочу видеть этого человека! — послышался знакомый голос за дверями гримёрки одной из концертных площадок, где нам предстояло выступать в первом отделении очередной "солянки".
— Зуб даю, что это Высоцкий к тебе в гости спешит, — прыснул Саня Круглов, с которым нам довелось готовиться к выступлению в одной комнате, — Пойду-ка я проверю аппаратуру, чтобы вам не мешать.
Не успел приятель дойти до двери, как та широко распахнулась, и в гримёрную ворвался Владимир Семёнович:
—
— А чего хвастаться? Слушать нужно, — выложил я на стол двухсотметровую катушку, на которую был записан аккомпанемент к песням поэта, — Саня, ты у звукачей рядом с пультом магнитофон не видел?
— Там вроде бы Акай какой-то стоял, или Грюндик, — неопределённо пожал плечами приятель и тактично вышел за дверь.
— То, что нужно, — кивнул я Высоцкому, — Я ещё сам не слышал, как запись в большом зале будет звучать.
— Валера, а у тебя выходные вообще бывают когда-нибудь? — поинтересовался у меня Владимир Семёнович после того, как мы прослушали инструменталку, — Или вы во время Олимпиады пытаетесь окучить все концертные площадки Москвы?
— Конечно, бывают. Иначе когда бы я успел записать для тебя это, — мотнул я головой в сторону магнитофона, — Да и сегодня мы вечером играем только в первом отделении, и следующий концерт у нас только послезавтра. Вот и считай, что почти двое суток я буду свободен.
— Слушай, а давай к тебе домой сгоняем, — предложил Высоцкий, — Понимаешь, я уснуть спокойно не смогу, пока эти песни не спою. К вам же в Чебоксары самолёты летают?
— В девять вечера рейс из Домодедово есть, — кивнул я в ответ, и немного подумав, добавил, — Первое отделение отыграю, на общий поклон не выйду. Вполне успеем. Если что, в час ночи из Быково ещё один борт в Чебоксары вылетает.
— Тогда с меня билеты и машина до аэропорта, — улыбнулся Высоцкий, — А вечером я за тобой заеду. Кстати, у тебя перекантоваться там есть где или мне гостиницу заказывать?
— У меня свой дом в черте города, — не без гордости ответил я, — Сейчас за ним сестрёнка присматривает. Кстати, ты баню уважаешь?
— Какой же русский мужик не любит попариться? — вопрошающе посмотрел на меня Владимир Семёнович, — А у тебя и банька есть?
— Угу, позвоню сестре, чтобы к приезду протопила, а потом за нами в аэропорт приехала.
— А баня не остынет, пока твоя сестра за нами будет ездить?
— Не, у меня всё по уму сделано, — успокоил я поэта, — К нашему приезду как раз готова будет.
А что я мог ответить, если сам речь о бане и завёл? Не объяснять же мне поэту, что у меня хозяйством домовой занимается. Человек, можно сказать, недавно нормальную жизнь начал, а я начну его историями про домовых грузить.
— Ты в курсе, что у Высоцкого есть
— Ну, так все мы не без греха, — пошутил я, — Марина Влади. Французская актриса. В каких фильмах снималась — не знаю и знать не хочу. И что из этого?
— У Марины есть сестра Татьяна. Сейчас её величают Одиль Версуа. В твоей истории она умерла в Париже от рака двадцать третьего июня восьмидесятого года в возрасте пятидесяти лет, а в этом мире хоть и болеет, но почему-то ещё жива.
— И что ты мне предлагаешь? Сгонять в Париж и добить старушку, раз она помирать передумала? Прийти к ней в гости и заявить: ты чё, бабка, офигела? Тебе на кладбище прогулы ставят, а ты всё ещё живая? Так она от инфаркта тогда загнётся.
— Я смотрю тебе смешно, — сверкнула глазками Вера, — Посмотри на календарь. Какое сегодня число?
— Двадцать четвёртое июля, — кинул я взгляд на отрывной календарь, висевший на кухонной стене, — И?
— Вот ты тугодум, — Вера легонько постучала мне костяшками пальцев по голове, — Что в твоей истории случилось двадцать пятого июля с человеком, который у нас сейчас в бане парится?
— В моей он умер, — пожал я плечами, — а здесь жив и здоров. Бабка-то здесь при чём?
— При том, что она сегодня умрёт, — заявила девушка, — Влади позвонит Высоцкому. Тот сорвётся в Париж, чтобы поддержать жену. На поминках он с ней разругается, напьётся с каким-то лягушатником и после возвращения в Москву уйдёт в пике. Я всё это увидела, когда вас с Владимиром Семёновичем в аэропорту встретила. Нельзя допустить, чтобы сестра Марины умерла.
Твою дивизию… И что мне теперь делать? Оберегать от всяческих стрессов всех тех, кого я невольно спас в этом мире? Всю жизнь бегать за ними и подбирать слюни? Я уверен, что не у всех тех, не разбившихся в самолётах, в жизни всё гладко, но я ведь не спешу к ним на помощь. Какова будет судьба соседской девчонки, которой Гоша вылечил больное сердце? Мне её тоже всю жизнь оберегать от несчастий? Чья жизнь дороже в этом мире? Жизнь этой никому неизвестной девочки или жизнь поэта, которого боготворят миллионы? А если она вырастет и спасёт от смерти те самые миллионы жизней, которые сейчас готовы на руках носить своих кумиров?
Ой, как непросто быть творцом истории…
— Какие есть предложения? — тяжело посмотрел я на Веру, — Сама понимаешь, оставить Владимира Семёновича одного в доме я не могу. Если б он в гостиницу въехал, то другое дело, но сейчас будет трудно объяснить, почему мне срочно нужно будет куда-то исчезнуть.
— Я сама всё сделаю, — спокойно заявила Вера, — Камни у нас в Париже лежат. Мне только нужны деньги на такси, чтобы по городу не ходить, капли лечебные и усыпляющий спрей. Можно ещё плащ-невидимку прихватить, хотя, в принципе, могу и без него обойтись.