Приключения Мурзилки и маленьких человечков (сборник)
Шрифт:
– А что, братцы, не записаться ли нам в эту школу?
– Для начала я покажу вам, как играть вот на этом инструменте.
Музыкант снял со стены трубу и, приложив к губам, принялся так сильно в неё дуть, что щёки у него стали круглыми и раздулись как два мячика.
«Тру-ру-ту-ту!» – вдруг раздалось из трубы, да так громко, что от неожиданности я чуть не выронил тросточку, а Заячья Губа, стоявший ближе всех к Трубачу, в ужасе вытаращил глаза и прижал руки к груди: видно, уши заложило, – ему, как и мне, тоже казалось, что музыка чересчур уж громкая. И только Пуговке
– Теперь можете выбрать себе инструмент по душе, – предложил маэстро, – и начнём занятия.
Мы подошли к стеллажу и принялись перебирать инструменты. Я перепробовал почти все, но ни один не показался мне подходящим: один был слишком тяжёл, другой имел неудобную форму – в общем, у каждого находился какой-нибудь недостаток.
«Тру-ру-ту-ту!» – вдруг раздалось из трубы…
Тогда Трубач предложил мне барабан. Я сначала было согласился, но потом, когда попробовал на нём играть, поспешил отказаться. Дело в том, что при игре на барабане нужно сильно размахивать рукой, а рукава моего фрака довольно узкие, как и диктует мода, и я побоялся, что они лопнут. В конце концов я подобрал себе инструмент – изящную, лёгкую и узкую трубу.
Как заправские музыканты, мы чинно сели в ряд, а те, кому инструментов не хватило, примостились в стороне – ждать своей очереди.
Урок начался.
Заячьей Губе не хватило места на скамейке, и недолго думая он уселся на барабан, но чуть его не прорвал, за это получил от маэстро выговор.
Мы начали играть и, должно быть, оказались очень способными учениками, потому что уже через час Трубач предложил нам выступить на концерте:
– У нас ещё есть время порепетировать, а потом отправимся в парк и там выступим.
Мы были в восторге. Кто бы мог подумать, что можно выучиться играть так быстро! Должно быть, Трубач действительно замечательный педагог… или мы необыкновенно талантливые ученики.
Как бы то ни было, но через час мы уже двинулись к концертной площадке в парке. Впереди всех выступал Дедок Бородач с нотами в руках, за ним шёл Тузилка, держась за руку профессора Трубача, и далее следовали остальные.
В парке мы расположились на ухоженной лужайке, маэстро со своей трубой встал перед нами, дал знак, и концерт начался.
«Тра-та-та… Бум-бам-бим!» – вступили сразу все инструменты.
«Бум-бум-бум!» – забарабанил Заячья Губа.
Я тоже старался изо всех сил: раздувал щёки, дул что есть мочи в трубу, от усердия даже на корточки приседал, – и у меня, конечно, выходило лучше всех (во всяком случае, я заметил, что зрители во время концерта смотрели только на меня).
…за что получил от маэстро выговор…
«Ого! – думал я. – Видно, моё исполнение всем очень нравится, раз так и впились в меня глазами!» И с удвоенным усердием дул в свою трубу, пока не заметил, что все, кто на меня не посмотрит, почему-то смеются. Меня это удивило: «Что во мне смешного-то? Костюм на мне новенький, играю отлично, труба звучная… Не понимаю, что их так позабавило…»
А публика между тем покатывалась со смеху, и даже Матросик что-то говорил, показывая на меня.
Я решил не обращать ни на кого внимания и продолжать играть как ни в чём не бывало. Набрав в грудь побольше воздуха, я как дунул в трубу…
Вдруг у меня над самым ухом раздалось: «Карр!» Я отнял трубку ото рта и посмотрел вверх. Оказалось, что на самой верхушке моей трубы сидит большая чёрная ворона. Без сомнения, моё исполнение так ей понравилось, что она села на трубу, чтобы лучше слышать, а мои коллеги музыканты почему-то нашли это смешным. Я хотел было выразить своё негодование, но как раз в этот момент произошло нечто совершенно неожиданное.
Наш руководитель и дирижёр маэстро Трубач сделал знак усилить громкость, мы приналегли, и вдруг… «трах-тарарах!» – раздался ужасный треск, звон, грохот. Это у Заячьей Губы лопнул барабан, а у Скока разорвалась труба и осколок отлетел в соседа. К тому же целая стая птиц с оглушительным криком поднялась в воздух и закружилась над нами: видимо, им тоже наша музыка показалась слишком громкой.
А маэстро тем временем едва не охрип, пытаясь привлечь наше внимание:
– Довольно, довольно! Перестаньте же, несчастные! Разве не видите, что даже птицы и те разлетелись? Нет, вам ещё рано играть для публики. Пойдёмте отсюда, а то все люди из парка разбегутся.
Впереди всех выступал Дедок Бородач с нотами в руках…
…на верхушке моей трубы сидит… чёрная ворона
Оказывается, мы просто не поняли жесты своего профессора… Сконфуженные, мы уныло поплелись к выходу.
Вернувшись в класс, по настоянию педагога мы опять взялись за инструменты.
– Мне кажется, что дело пойдёт быстрее, если вы научитесь понимать мои жесты, – предположил маэстро. – А для этого я встану повыше, чтобы вам были лучше видны мои движения. Вот так!..
Трубач живо вскочил на опрокинутый деревянный ящик и, как дирижёр, поднял руки, давая знак начинать.
Мы заиграли снова.
Скоро, однако, у меня устали ноги: всё стоять да стоять не особенно-то приятно, – и я подумал: «Не присесть ли мне на краешек барабана?» – но потом вспомнил о замечании, которое сделал Трубач Заячьей Губе, и отказался от этой мысли.
– Что же это я! Отлично! Чудесная мысль! – вдруг, совершенно забыв, где нахожусь, воскликнул я и хлопнул себя по лбу.
– О чём это вы? Какая мысль? – испугался маэстро, так что даже концерт приостановил.
– О чём? Да, собственно, ни о чём, – промямлил я.
– Так что же вы кричите? – рассердился Трубач. – Только мешаете всем…
– Я… извините… я очень устал, и вот… Позвольте мне сесть на край вашего ящика? Так мне будет гораздо удобнее…
Маэстро, видимо, успокоили мои слова, и он с улыбкой сказал:
– Садитесь, если хотите. Только будьте осторожны: ящик не очень прочный.
Я осторожно сел, и мы заиграли снова. Против меня как раз стоял китаец Чи Качи и так усердно дул в свою трубу, так раздувал щёки, что я, с трудом удержавшись от смеха, прошептал: