Приключения на обитаемом острове

Безуглов Анатолий Алексеевич

Дед воспринимал все очень живо. Громко смеялся, бил себя по коленям.

— Ну, махновец, ну, Саввушкин! — только и повторял он, утирая слезы, выступившие от смеха. — А ко мне-то зачем припожаловал?

Предстояло самое трудное. Начал Сип осторожно:

— Понимаешь, деда, меня от работы отстранили. На десять дней.

— Как это? — Дед Иван сдвинул брови. — Нет такого закону.

— Отстранили, и все.

— У нас каждый имеет право на труд.

— Тяжело мне, дедуня, — пожаловался Сип. — И ещё каждая козявка может издеваться…

— Да

уж без дела сидеть — хуже не придумаешь, — согласился старый Саввушкин. — Помнишь, прошлым годом я с ревматизмом в больнице лежал? Кажется, лежи себе полёживай, плюй в потолок. День я так промаялся, другой, третий. Потом думаю: нет, Саввушкин, этак от безделья душу богу можно отдать. Руки, главное, зудят без работы. Встал я потихонечку, стал истопнику помогать. Не шибко, конечно, но как уж мог. Веселее дело пошло. И болезнь скорее на убыль. Врачиха прознала, накинулась. В постелю, мол, режим. Я ей гутарю: раз так, то выписывай меня, и все тут. Лечи, но от дела не отрывай. Поругалась, отступилась… Я ни дня не могу без дела. Человек дело делает, а дело, в свою очередь, человека поддерживает. Кто не работает — пустое создание. Нет ему уважения. А у нас в роду все работящие. И отец твой, и я, и мой батяня, то есть твой прадед, и дед мой. Мы, Саввушкины, такие… — Старик подкинул в костёр сучьев.

— Я тоже Саввушкин, — сказал Сип. — А меня отстранили.

— Нехорошо, — покачал головой дед. — И чем помочь, прямо не удумаю.

— Можешь, дедуня, — грустно проговорил Илья. — Для тебя это ничего не стоит. А я уж так буду работать, так…

— Верю, верю, внучек. Мы, Саввушкины, такие, — улыбнулся дед Иван. — Выкладывай, чем это я могу подсобить?

— Поручись за меня.

Дед с прищуром посмотрел на внука.

— Как же это, брат? Да рази я имею право ручаться?

— Конечно. Я не подведу, работать буду как зверь! — воскликнул Сип.

Дед подумал, крякнул, почесал свою бородёнку.

— А товарищи твои как? — спросил он.

Сип пожал плечами.

— Каждый говорит: как все, так и я.

— Стало быть, сообща решать будут? Это хорошо. Коллектив неправильно не решит, — рассуждал старик. — Думаю, что на собрании вашем в твою пользу выйдет.

— А если нет? Пионервожатый ведь сказал, что без поручителей…

— Поручатся! Помяни моё слово, — убеждал дед внука.

— Ну как, поручишься ты за меня? — напрямик спросил Илья.

Дед посмотрел на костёр, сгрёб в кулак бороду и сказал:

— Я бы всей душой… Но… — Он махнул рукой. — В общем, не волен оставить свой пост. Мало ли что случиться может? Скотина забредёт или ещё чего…

Илья поднялся. Дед засуетился.

— Не посидишь ещё? Погутарим…

— Пойду, — сурово бросил Илья.

Стоило ехать в ночь, чтобы услышать от деда отказ. А если Макар Петрович проверит, вернулся ли Сип к отбою? Придётся выслушивать нотацию…

— Кавуны поспеют, милости прошу! — крикнул вдогонку Саввушкин-старший.

Илюха что-то буркнул в ответ и зашагал назад, к реке. Его волновала одна мысль — скорее вернуться на Пионерский. Как он ни был раздосадован, но пожалел, что простился с дедом не по-человечески. Если поразмыслить, то старик прав: очень он серьёзно относился к своим обязанностям. Дед и так не раз выручал Сипа и теперь не капризничал.

Илья шёл, не разбирая дороги.

И вдруг земля ушла у него из-под ног. Не успел Сип даже испугаться, как скатился куда-то по траве и запутался в гибких ветвях. В темноте он не заметил, что вышел на берег, который здесь круто обрывался к Манычу. Хорошо хоть не камни…

Илюха поднялся, потирая ушибленные места. И тут до него ясно донёсся мужской голос:

— Степ, слышь, вроде ветка треснула, а?

Затаив дыхание, Илья вглядывался в темноту.

Впереди поблёскивала река. В воде застыли две фигуры.

— Тьфу ты, — ответил другой голос, — все тебе мерещится. Ты сеть получше натяни, край ушёл под воду.

— «Мерещится, мерещится», — пробурчал первый голос. — Вот застукают…

— Не каркай. Саломатин ищет на островах. Сам же видел, как он пошёл на лодке вверх… Держи, говорю, крепче. Дёрнул меня черт с тобой связаться. Хуже бабы… — прошипел второй.

— Не связывался бы. Я не напрашивался.

— Хватит, не долдонь. Небось денежки щупать горазд. Можешь завтра катиться подальше.

— Будет тебе, Стёпа, — примирительно сказал первый голос. — Крупно сегодня фартит, а?

— Не сглазь. Добре взяли…

«Браконьеры! — молнией сверкнуло у Сипа в голове. — Вот гады! Ведь рыбнадзор на пять лет запретил лов сазана, а они его сетью таскают…»

Ближний мужик повернулся лицом к берегу, и Сип при лунном свете узнал Степана Колючина — известного на всю Тихвинскую дебошира и пьяницу.

Илюха, не помня себя от волнения, вылез из кустов и поднялся на обрыв. Сердце колотилось так, что казалось его стук слышен на всю округу.

Сип огляделся. И заметил рядом что-то поблёскивающее при лунном свете. Пахнуло бензином.

«Мотоцикл», — подумал Саввушкин. Действительно, это был мотоцикл с коляской. А в коляске лежало что-то мокрое, пахнущее тиной. Илья пощупал мешок. Сквозь мешковину ощущалось, как шевелится в нем крупная рыба. Сип провёл рукой по замку зажигания.

Ключ на месте!

Что его подтолкнуло, Сип не знал. Но решение созрело в одну секунду. Он вскочил в седло. Взревел мотор. И Саввушкина понесло мотать, бросать во кочкам.

— Стой! Стой, сатана! Убью! — полетел вдогонку страшный крик.

Это ещё больше подхлестнуло Илюху. Он выжал на всю катушку газ и, не оборачиваясь, помчался к спасительному костру деда…

Старик был ошарашен столь внезапным и странным возвращением внука.

— Деда, деда! — взволнованно крикнул Илья, осаживая мотоцикл около шалаша. — Браконьеры! Кажется, Колючин, второго не рассмотрел.