Приключения осинового кола, или Буратино на Службе Святой Инквизиции
Шрифт:
— Пожалуй, я могу попытаться арестовать негодяя за незаконное использование кладбищенских земель в сельскохозяйственных целях — разумеется, если вы мне немного подыграете и засвидетельствуете, что извращенец пытался вскопать там грядку.
— Да-да, — сразу же поддакнула Лиса Алиса. — Вон, смотрите, как он шустро орудует лопатой, бесстыдник! Уже, небось, подсчитывает в уме будущий урожай картофеля. Какой цинизм!
— Стой, маленький извращенец! — старательно проорал сержант прямо в ухо Буратино. — Я арестовываю тебя за незаконное вскапывание мертвого кота. То есть, нет — за покушение на изнасилование
Буратино не на шутку перепугался. Он порылся в карманах своих шортиков и достал пару монеткок. Руки его мелко тряслась, и деньги в них мелодично позвякивали — прямо как колокольчики.
— Странный звук для золотых монет, — задумчиво сказал Сержант.
— Странный цвет для золотых монет, — подтвердила Лиса.
— Но я их все равно возьму, — подытожил Сержант. Как только его лапа накрыла маленькую ладошку Буратино, раздалось мерзкое шкварчание, как будто веселые инквизиторы опять посадили кого-то мокрой задницей на раскаленную сковородку.
— Аааааааааа! Уууууууу! — завопил Сержант, задергался в конвульсиях, затем свернулся в серый клубок, покрылся шерстью и убежал на четвереньках куда-то во тьму.
"Оборотень в погонах!" — тихо пискнул Буратино, так и не успевший по-настоящему испугаться. Его преимущество перед людьми по части анатомии состояло в том, что он был начисто лишен мочевого пузыря — который, как правило, обладает гораздо более быстрой реакцией на всякие пугающие события, нежели его владелец.
Тут внезапно из-под земли, откуда уже несколько минут доносился странный скребущий звук, послышались душераздирающие визги и жалобное мяуканье.
— Алиса, старая рыжая шлюха! — вопил несчастный Кот-постмодернист из-под земли. — Какое к черту золото? Это же СЕ-РЕ-БРО! Куда ты смотрела? Аааааа! Уууууу! Господи, как больно!
Прошло еще несколько минут, и Кот-постмодернист навеки ушел из этого мира по длинной светящейся трубе. По дороге, он наткнулся на злого Гарибальди, и тот долго бил несчастное животное мордой о выложенную холодным голубым кафелем стенку тоннеля, пытаясь разбить очки, которые почитал за буржуазное излишество.
Лиса Алиса же, услышав слово «серебро», так быстро бросилась наутек, что уже через секунду единственное, что заметил Буратино — это мелькающая среди надгробий флуоресцирующая бирка на большом пальце ее правой ноги.
Когда шум и визги наконец стихли, Буратино услышал приглушенный плач — это невдалеке, бродя от могилы к могиле, тихо рыдал странный человечек в просторной белой смирительной рубашке — рукава ее не были завязаны за спиной, а бессильно волочились по земле вслед за владельцем. Время от времени, издав особенно жалобный всхлип, человечек сморкался в свои длинные рукава и разражался очередной порцией рыданий.
— Что с вами приключилось, синьор? — спросил, подойдя к нему, Буратино. Нет, не то что бы из сочувствия — бревно не может проявлять сочувствие. По определению. Даже если на него надеть колпак и шортики. Буратино спросил это исключительно
— Ах, сударь, кабы знали вы ужасную историю моей никчемной жизни! — патетически воскликнул человечек и театрально взмахнул рукавами, при этом нечаянно забрызгав курточку Буратино. К счастью, тот ничего не заметил.
— Пожалуй, лучше в следующий раз, — пробормотал Буратино и попятился. — Я, вообще-то, спрашивал только из вежливости.
— Нет-нет, теперь уж слушайте! — воскликнул человечек. — Дело в том, что меня зовут Пьеро, и я — известнейший поэт эпохи Возрождения. Как и все известные поэты, зарабатываю на жизнь сочинением частушек к свадьбам и похоронам, а также другим торжественным мероприятиям, ведь без моих частушек любая корпоративная вечеринка превращается в обычную попойку. А так, все думают, что проводят время культурно и со вкусом.
И все было в моей жизни замечательно, пока не явился ОН.
— Кто ОН? — прошептал испуганно Буратино. Ножки его мелко затряслись — так жутко прозвучало это, в общем-то, обычное и безобидное местоимение.
— Как кто? — возмутился Пьеро и истерично всхлипнул, — ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК! Он пришел ко мне сообщить, что в далекой стране Туркмении умер великий Туркменбаши, и на его место назначен преемник — мудрый и любимый в народе Гурбангулы Мяликгулыевич Бердымухаммедов. И мне, как лучшему поэту нашего столетия, было решено доверить сочинение хвалебной оды по случаю восшествия на трон этой знаковой фигуры. Условий было ровно два: первое — в стихотворении должна была присутствовать строчка с именем прославляемого — "Гурбангулы Мяликгулыевич Бердымухаммедов", это раз, причем не разрывая это священное словосочетание на части.
И второе — ода должна была обязательно начинаться словами: "На совместном заседании Государственного Совета Безопасности и Кабинета Министров Туркменистана было принято решение о назначении заместителя Председателя Кабинета Министров Туркменистана Гурбангулы Мяликгулыевича Бердымухаммедова временно исполняющим обязанности Президента Туркменистана".
Я, конечно же, кое-как справился с первым условием — хотя мне пришлось сильно попотеть, но вот второе! Мне так и не удалось придумать стихотворный размер — даже самый экзотический, в который бы укладывалась эта дурацкая фраза! Стремясь в отчаянии подхлестнуть свои творческие способности, я прибегал к различным химическим стимуляторам, я пил и курил, я бился головой об стену, но ничего не выходило. Меня отвезли в Приют Душевнобольных и лечили холодными обтираниями. Я уже почти было выздоровел, а обтирания столь замечательно подействовали на мои творческие силы, что я все же исполнил и второе условие — ах, слышали бы вы, что за божественные строки у меня получились!
— Спасибо, не надо, верю на слово, — пробормотал Буратино.
— И тут, представляете, снова пришел ОН, ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК! Он сказал, что в Туркменистане произошел небольшой государственный переворот — исключительно демократический и в соответствии с волей народа, а потому заказ на оду Гурбангулы Мяликгулыевичу Бердымухаммедову отменяется.
Вот тут-то я и сошел с ума по-настоящему.
Теперь мне не остается ничего иного, кроме как утопиться в близлежащем пруду — кстати говоря, не желаете ли присоединиться?