Приключения парижанина в Океании (иллюстрации)
Шрифт:
Четырех пленников поставили в ряд перед деревом, а впереди каждого из них поместили по толстой свинье. От отряда отделились четыре воина и выступили вперед, размахивая парангами. Базир поднял руку. Сабли опустились с коротким свистом, и обезглавленные свиньи не успели даже взвизгнуть.
Убитых животных жрецы тотчас же принесли в жертву богам ганту покровителям полей и золотых рудников. Затем мужчины пожали друг другу руки, пожелав всевозможного счастья. Белые, радуясь мирной развязке грозных приготовлений, торопливо развязали пленных, которые были очень удивлены, что сохранили головы на плечах, и шумно выражали свою радость.
Четыре малайца с косыми глазами и крайне неприятными чертами желтых лиц озирались по сторонам, как пойманные звери, не зная, чем объяснить такое необычайное великодушие. Базир снизошел до объяснения с ними. Он сказал, что жизнью они обязаны мастерской стрельбе белого человека и теперь они должны считать себя его рабами, если только белый человек сам не пожелает снести им головы.
— Вот и хорошо, базир, очень тебе благодарен, — сказал Андре, понявший слова жреца. — Но ты знаешь, что мы не рубим голов у пленных.
— Может быть, ты предпочитаешь расстрелять их из карабина?
— Вовсе нет. Мы никогда не убиваем побежденных врагов.
— Но ведь их гораздо легче убивать, когда они рабы, когда они батанг-оранг (буквально: человеческое тело), чем когда они вооружены и могут защищаться.
— Может быть, но только у нас это не принято.
— Как хочешь, — закончил разговор жрец, задумавшись об этом противоречии.
По окончании обряда по кругу пустили чаши с рисовым пивом. Хмельного напитка отведали абсолютно все жители кампонга, не только взрослые, но и дети, и отведали в таком количестве, что последствия не трудно было предугадать. Воины открыли корзинки, вынули головы и начали прыгать с ними, произнося какие-то заклинания, и, наконец, схватив их за волосы, презрительно кинули под дерево. Женщины и дети повторили этот маневр с таким увлечением, что их лица, обыкновенно очень кроткие и спокойные, выразили необузданную злобу.
После этого снова начались фантастические танцы, в которых принимало участие все население, не исключая детей и женщин, которые кружились, хлопая в такт руками.
Так окончилась церемония, которая произвела очень странное впечатление на европейцев. Они направились было домой, в балаи-томои, но к ним подошел воин и пригласил к Туммонгонгу Унопати, который хотел сообщить им очень важное известие.
Туммонгонг Унопати был начальником всей котты — укрепленной деревни. Он командовал во время последнего сараха и хотел теперь отчитаться перед своим другом, белым вождем.
Унопати казался очень унылым и озабоченным. После обычных приветствий и крепкого рукопожатия по-европейски настало продолжительное молчание, которое нарушил Андре.
— Вождь, — сказал он, — ты великий воин, а даяки очень храбрый народ.
Черные глаза дикаря сверкнули гордостью, но потом он опять впал в уныние, обычно ему несвойственное.
— Белые люди тоже очень храбры. Но у ваших врагов ужасное оружие. У них есть большое ружье, очень большое — с человека будет.
Видя, что Андре улыбается, вождь продолжал:
— Да, оно очень велико и гремит, точно гром, а пуля, которая из него вылетает, больше кулака.
Андре отвечал с улыбкой:
— Я знаю, о чем ты говоришь. Это — пушка. Но успокойся, Туммонгонг Унопати, у нас есть кое-что получше.
— Ты ошибаешься, мой белолицый друг. Смотри, что я тебе покажу.
Дикарь вынул из корзинки круглое ядро весом около двух килограммов и подал своему собеседнику.
— Я видел начальника воинов раджи, — продолжал он. — Он пригласил меня в свой лагерь и принял с почетом. Он позвал своих солдат и велел стрелять из большого ружья. Оно загремело так страшно, что я едва не оглох. Тогда начальник сказал мне: «Туммонгонг Унопати, ты видел нашу силу. Возьми этот кусок железа, покажи своим воинам и скажи им, что они ничего не могут сделать против людей, которые бросают такие тяжести». Я ушел домой в страхе за участь бедных даяков и белолицых друзей, которые хотят защитить их от раджи. Что с нами будет, дорогой мой брат?
— Не тревожься, Унопати, успокойся. Я докажу тебе, что наше оружие лучше. Пойдем ко мне.
Вождь очень охотно последовал за европейцем в балаи-томои. Андре открыл маленький ящик, выложенный внутри листовой медью и наполненный овальными пулями, пересыпанными суриком. Взяв несколько пуль, он попросил Пьера де Галя заложить их в приготовленные патроны.
Затем Андре взял свой карабин системы «Веттерли — Витали», вложил шесть зарядов в коробку у приклада, а седьмой прямо в дуло и прицелился в толстое дубовое бревно, находившееся на расстоянии трех-четырех метров.
— Может ли, по-твоему, малайский вождь пробить это бревно с одного выстрела из своей пушки?
— Нет, — сказал даяк. — Кроме того, ее после каждого выстрела нужно чистить, а воины раджи не такие ловкие, как белые люди.
— Ну а я сделаю лучше. Я из своего ружья перебью, если хочешь, все бревна частокола одно за другим.
— Как? Из этого ружья в палец толщиной?
— Из этого ружья в палец толщиной.
Туммонгонг недоверчиво улыбнулся.
— Когда, — продолжал Андре, — ты проходишь ночью через лес и слышишь крик выпи или обезьяны-ревуна, бывает ли тебе страшно?
— Нет. У нас даже дети смеются над этим.
— Ну а когда ты днем идешь по высокой траве аланг-аланг и слышишь свист очковой змеи, тогда ты боишься?
— Тогда, конечно, боюсь и ищу глазами место, где ползет ядовитая гадина, чтобы не наткнуться на ее смертоносный зуб.
— Так вот, Туммонгонг Унопати, ты слышал у малайского вождя крик ревуна или выпи. Послушай теперь свист гремучей змеи.