Приключения парижанина в Океании
Шрифт:
— А настежь открытый иллюминатор? Какой-нибудь тщедушный человечек вроде помощника капитана преспокойно может пролезть в это отверстие, — тихо проговорил Фрике.
— Вот о чем я и боялся заговорить, друзья мои, — отвечал доктор. — Поверьте моим предчувствиям, что чем дольше мы пробудем здесь, тем в большей опасности можем оказаться. Необходимо скорее покинуть яхту и высадиться на берег. А пока пусть никто из вас не берет в рот ни крошки съестного, ни глотка воды. Что же касается умершего, то внутренний голос говорит мне: будущее откроет нам тайну его гибели и, быть может, нам удастся отомстить
Не сказав более ни слова, пятеро мужчин вернулись в салон, собрали вещи и направились просить у синьора Пизани немедленно высадить их на берег. Внезапное решение вызвало у новоиспеченного капитана удивление, которое он даже не счел нужным скрывать.
— Даже и не думайте, господа. Для вас здесь ничего не изменилось. Я буду счастлив продолжить дело нашего несчастного капитана. Нам известно, каковы были его намерения. Мы все очень обязаны вам… Вы не можете покинуть нас просто так. Вслед за моим благодетелем я говорю: ваши враги — это и наши враги.
Андре мгновенно остановил эти словоизлияния бывшего помощника капитана:
— Мы признательны вам и за выказанное гостеприимство, и за предложенную помощь, но тем не менее в данных обстоятельствах не следует забывать, что у сэра Паркера есть наследники. Яхта, которой вы всего лишь управляете, по закону принадлежит его брату. И нам кажется, что, мягко говоря, неэтично распоряжаться чужой собственностью. Соблаговолите организовать высадку. Мы найдем на берегу проводника, который доведет нас до голландских владений.
Синьор Пизани не сдавался, он по-прежнему старался переспорить французов, желая задержать их на борту. Понадобились общие усилия (возможно, — кто знает? — аргументом послужило внушительное вооружение), чтобы итальянец наконец согласился. Друзья заняли места в лодке, и двое даяков начали грести к берегу.
Прошла неделя, и «Конкордия» с приспущенным флагом и желтой эмблемой на мачте, означавшей, что на борту заразная болезнь, бросила якорь в виду острова Борнео.
Множество малайских лодчонок, обычно кружащих возле остановившихся здесь судов, завидев зловещую эмблему карантина, поспешно отходили подальше от судна, мало заботясь о том, чтобы установить связь с зараженным экипажем. Надо сказать, не только малайцы, но и представители местных властей не спешили вступать в контакт с «Конкордией».
Всяческие сношения с зараженными строго-настрого запрещены. Нарушителя ждут суровые меры. Яхта получит свежие продукты, общение будет происходить по понтону, как предписано инструкцией. Скоро ночь, одна из бесконечных экваториальных ночей — душных и темных настолько, что кажется, будто весь мир укутан в черный бархат.
Несмотря на категорический запрет санитарных служб, — запрет, который европейские советники умеют заставить уважать даже султана, — большая лодка с несколькими малайцами на борту покинула рейд и приблизилась к яхте, словно уснувшей на неподвижных волнах. Хотя не видно было ни зги, малайцы будто инстинктивно чувствовали, как именно расположена «Конкордия». Послышался свист. Затем, обменявшись на первый взгляд ничего не значащими словами, которые, вне всякого сомнения, служили паролем, с яхты сбросили трап. Один из тех, кто правил лодкой, поднялся на борт,
— Хозяин с тобой? — спросил он обеспокоенно.
— Быть может… — уклончиво отвечал незнакомец. — Хозяин везде, он слышит и видит все… Его приказания исполнены?
— Да, однако не обошлось без трудностей. В последний момент на борту появились пятеро ненормальных. Сущие дьяволы. Они перебили добрую четверть наших людей.
— Какое имеет значение, сколько народу погибло? Ты сделал свое дело. Рассказывай, но будь краток. Хозяин хочет знать все.
— Засада была подготовлена. Наши малайцы ждали, рассеявшись вдоль берега. Они заманили яхту на мель и собирались захватить ее. К этому времени я устроил так, что на борту не осталось угля. Мне удалось убедить капитана отослать на берег большинство матросов, якобы для того, чтобы собрать дров. После долгих колебаний он все-таки согласился, и с ним осталось всего пять человек. Все шло прекрасно. Наши пошли на абордаж, но вдруг откуда ни возьмись появились пятеро французов, вооруженные до зубов. Должен признать, что бьют они без промаха, да и сила у каждого как у троих, самые крепкие из наших не смогли устоять. Словом, французы отбили атаку.
— Впятером? — недоверчиво спросил незнакомец.
— Ты бы посмотрел на них! Они стоили целого полка. Им удавалось все: и борьба, и тушение пожара, и парусный маневр… Они даже машину смогли завести. Я видел все это с берега, и мне, признаюсь, стало не по себе. Малайцы отступили, и мы вынуждены были вернуться на борт, чтобы избежать подозрений. Так как у меня было четкое задание завладеть яхтой, я решил действовать энергично и быстро. Словом, сэр Паркер умер в ту же ночь…
— Ты убил его?
— В таких вещах не признаются, даже лучшим друзьям. Короче, он умер. Это главное.
— Хорошо!
— Я принял командование по всем правилам и повел яхту в прибрежные воды.
— А экипаж?
— Разве ты не заметил желтый флажок?
— Да. Это означает, что на яхте карантин.
— На борту желтая лихорадка.
— Желтая лихорадка?
— Или другая смертельная болезнь… какая разница.
— Не понимаю.
— Ты не слишком понятлив.
— Говори, я здесь представляю хозяина.
— Не кажется ли тебе, что ты выбрал не очень подходящий тон? Мне это может не понравиться.
— Повторяю, будь краток. Я должен вернуться через час.
— Как помнится, захват яхты малайцами имел целью отвести подозрения от истинных руководителей этого дела. Важно, чтобы власти не узнали, что корабль попал во владения европейцев. Все было бы нормально, если бы операция удалась. Английский экипаж целиком перерезали бы, за исключением помощника капитана и механика. Мы бы сформировали из малайцев новый экипаж, подходящий для дальнейших действий, и преспокойно бы занимались своим делом на судне, которое нам ничего не стоило. Но атаку отбили, сэр Паркер умер, нужно было чтоб матросы экипажа исчезли один за другим… Так что на борту свирепствует желтая лихорадка, и, честное слово, все, кроме Джима Кеннеди и меня, мертвы. Двое последних, необходимых нам для безопасных маневров, отдали Богу душу сразу после того, как выполнили свои функции.