Приключения парижанина в стране львов, в стране тигров и в стране бизонов
Шрифт:
В отряде было двенадцать слонов, на двух возвышались гауды, на остальных десяти — обычные седла. На каждом слоне ехали двое — вожатый на шее и охотник в седле. В гаудах восседали министр и подчиненный ему чиновник.
Гауда, как мы уже говорили, представляет собой ящик, крепко привязанный ремнями к спине слона. В ящике две скамейки, одна напротив другой, так что можно сидеть, не мешая друг другу. Сзади — сиденье вроде кучерского седла для слуги, держащего зонтик даже тогда, когда нет ни дождя, ни солнца, — только для этикета — и веер, чтобы отгонять мух, это никогда не помешает.
К углам ящика привинчены железные кольца, в которые вставляют столбики кисейной палатки, если жарко, если дождь — натягивается более плотная материя. Палатка напоминает балдахин гондолы.
Императорская гауда имеет форму трона. Верхнюю часть закругляют куполом и насаживают на нее хти — священную императорскую эмблему из позолоченного железа, какую можно видеть на маковках всех пагод.
До леса пришлось долго двигаться по выжженной солнцем равнине. Слоны страдали от зноя, и вожатые боялись, как бы не случился у них солнечный удар, хотя их головы и были выкрашены белой масляной краской. Но вот стали появляться отдельные деревья, потом рощи, вскоре начался большой лес.
Наступил вечер. Сделали привал на опушке. Разведчики свежих следов пока не нашли, только старые, оставленные недели три-четыре назад.
Монаха это ничуть не удивило. Он объяснил, что трава на равнине выгорела на солнце, стала жесткой, невкусной, и слоны перебрались на другое пастбище. На следующий день к вечеру охотники, наверное, на них набредут.
Наутро боох, заведующий технической частью охоты, разослал загонщиков, как и накануне, веером. Монах улыбнулся, не стал ему мешать, только заметил, что это бесполезно, потому что он ведет охотников правильным путем и приведет, куда нужно.
До полудня ничего интересного не произошло. Министр стал косо поглядывать на пунги, тот был невозмутим.
— Ты уверен, что не ошибся?
— Я сказал, ты увидишь слонов еще до вечера — и мы увидим их. Почему ты нетерпелив, точно белый или женщина? Умей ждать.
Прошло еще три часа. Монах за это время не произнес ни слова.
Возглавлявший процессию слон вступил на тропинку, хорошо утрамбованную разными животными. Она вела на обширный, круглый луг, лежавший точно озеро среди леса, деревья которого становились все выше.
Почва была теперь болотистой. Среди густых кустов и водных растений журчали струйки свежей, прозрачной воды.
— Сюда слоны приходят на водопой, — спокойным голосом проговорил монах и прибавил, указывая на луг: — А здесь их пастбище.
— Хорошо, коли так! — отвечал министр.
— Послушай и убедись.
Раздался топот лошадиных копыт. Появился загонщик на взмыленном коне.
— Господин!.. Слоны!.. — кричал он, запыхавшись.
— А белого среди них нет?
— Схен-Мхенг среди них. Будда велик!
Со всех сторон появились другие разведчики, подтвердившие слова первого. Все ожили, приободрились, у всех откуда-то появились силы.
Забыта усталость, забыта тревога. Люди наперебой поздравляли друг друга. Каждый представлял себе обрадованного императора, щедро раздающего награды направо и налево.
Слонов было немного. Не более десятка. Вожаком — Схен-Мхенг.
Они мирно паслись на другой стороне луга, так что ручных слонов можно было расставить по опушке за деревьями. Так и сделали. Окружили слонами луговину, по кругу поставили и всадников. Дикие животные хорошо просматривались сквозь деревья. Успех казался неизбежным. Министр, замирая в трепетной надежде, вздумал поближе взглянуть на предмет их поисков. Он сошел с гауды и тихо прокрался сквозь чащу, подобравшись к стаду метров на двести.
Это было крайне неосторожно. В стороне от стада, шагах в пятидесяти, то есть не далее чем в ста пятидесяти от опушки, стоял настороже сам вожак — гигантский белый слон. Сомнений не оставалось. Его видел монах. Собственно говоря, он был не белый, скорее бледный, беловатый.
Увидав это живое воплощение Будды, министр не удержался и вскрикнул от радости.
Сейчас же вслед за этим возгласом послышался гнусавый трубный звук, напоминавший тромбон.
Вожак давал стаду сигнал спасаться бегством. Мастодонты вздрогнули, насторожились, подняли хоботы, завертели короткими хвостами — и бросились в лес.
Проклиная себя за неуместное любопытство, министр хотел приказать пуститься в погоню, как вдруг по лесу прогремел чудовищно громкий выстрел.
Белый слон остановился как окаменелый, испустил ужасный крик, зловеще слившийся с отголоском выстрела, и тяжело рухнул на землю.
ГЛАВА XII
Ходьба по лесу утомляет. — Если нельзя идти, лучше бежать. — На холмах. — Под гору. — Поляна. — Солнце. — Фрике убеждается, что шел не к шлюпке, а от нее. — Кобра-капелла, или очковая змея. — Пора! — Воды!.. — Муки Тантала. — Еще минута ожидания. — На смену жажде пришел голод. — Четыре тысячи килограммов мяса на двоих.
Фрике сказал: «Горы — это хорошо. С высокого места будет виднее, в этом наше спасение».
То, что парижанин громко назвал «горами», оказалось всего лишь лесистыми холмами, высотой не более четырехсот метров. Он решил подняться на них. Как человек опытный, пошел не прямо вверх, взбирался, словно по серпантину.
Мальчику это показалось чересчур медленным, против такой скучной, тихой ходьбы он протестовал прыжками и скачками, постоянно убегая вперед и возвращаясь обратно.
Фрике удерживал его, пытаясь убедить, что по горам в такую жару нельзя ходить быстро, и если Яса не уймется, то скоро вспотеет и выбьется из сил.
Действительно, уже через четверть часа мальчик прибежал весь мокрый, точно из бани, и жалобно попросил пить. Он чувствовал себя совершенно разбитым.
— Что, уморился? Я ведь говорил… На, выпей кофе. И давай посидим минут пять, отдохнем.
Они сели на корень могучего тека, протянувшийся по земле точно спина крокодила, перевели дыхание и продолжили подъем.
Адская жара начинала действовать и на Фрике, на холмах она была невыносимой. Но он все равно поднимался, превозмогая усталость и делая частые остановки ради ребенка.