Приключения Шерлока Холмса. Мой друг, убийца (сборник)
Шрифт:
Я давно придерживаюсь одного правила: следует исключить все невозможное. Тогда то, что остается, и есть истина, какой бы невероятной она ни казалась. Итак, я знал, что вы отдать диадему вору не могли, значит, под подозрением оставались только ваша племянница и горничные. Если бы это была какая-то из служанок, разве стал бы ваш сын брать на себя ее вину? Оснований верить в это у меня не было. Однако я уже знал, что он влюблен в вашу племянницу, и разве это не объясняет его странного нежелания рассказывать, что произошло на самом деле? Тем более что ее поступок был позорным. Когда я вспомнил, как вы рассказывали, что застали ее у окна, и как она
Но кто же ее сообщник? Это мог быть только любовник, потому что вряд ли кто-нибудь другой смог бы затмить любовь и чувство благодарности, которые она испытывала к вам. Я знал, что вы не часто выходили из дому и друзей у вас совсем не много. Но среди них был сэр Джордж Бэрнвелл. Мне это имя знакомо давно. О нем ходит слава легкомысленного соблазнителя. Наверняка это его отпечатки остались на снегу, и, следовательно, пропавшие камни должны быть у него. Он знал, что о его участии в краже известно Артуру, но считал, что находится в полной безопасности, поскольку бедный парень не мог сказать полиции ни слова правды, не скомпрометировав свою семью.
Что ж, вы и сами можете догадаться, каковы были мои последующие шаги. Я, переодевшись в уличного бродягу, направился к дому сэра Джорджа Бэрнвелла. Свел знакомство с его лакеем, от которого узнал, что его хозяин вчера вечером где-то порезал себе лоб, и наконец, потратив шесть шиллингов, обзавелся тем, что должно было окончательно доказать правильность моих выводов, – парой старых ботинок сэра Джорджа. Затем я вернулся в Стритем и проверил, совпали ли с ними следы на снегу.
– Я вчера вечером видел какого-то оборванца у своего дома, – сказал Холдер.
– Совершенно верно, это был я. Убедившись, что следы действительно совпали, я поехал домой и переоделся. Однако теперь предстояло решить один деликатный вопрос. Я понимал, что предотвратить скандал возможно только избежав официального предъявления обвинения. Кроме того, я знал, что такой прожженный злодей сделает все, чтобы руки у нас были связаны. Я отправился к нему. Поначалу он, конечно, все отрицал. Но, когда я в подробностях описал ход событий, он схватил висевшую на стене тяжелую трость и попытался вышибить мне мозги, но я-то знал, с кем имею дело. Прежде чем он успел ударить, я приставил к его голове револьвер. Это его немного успокоило. Мое предложение заплатить по тысяче фунтов за каждый камень, который находится у него, вызвало первые признаки огорчения. «Вот дьявол! – сказал он. – Я сдал их все три за шестьсот!» Вскоре в обмен на обещание не доводить дело до суда мне удалось выяснить адрес скупщика. К нему я и отправился. После долгого торга я выкупил эти камни по тысяче фунтов за каждый. Затем я наведался к вашему сыну, рассказал ему, что все закончилось благополучно, и, наконец, в два часа ночи после тяжелого трудового дня лег спать.
– Этот день спас Англию от величайшего скандала, – сказал банкир, поднимаясь с кресла. – Сэр, я не нахожу слов, чтобы в полной мере выразить всю степень моей признательности, но, поверьте, у вас не будет оснований считать меня неблагодарным. Ваши способности превосходят все, что я о них слышал. Теперь же я должен поспешить к моему мальчику и просить у него прощения за свою несправедливость. А то, что вы рассказали о Мэри… Для меня это удар в самое сердце. Думаю, даже вы не можете сказать, где она сейчас находится.
– Напротив, можно быть уверенным, что она находится там же, где и сэр Джордж Бэрнвелл, –
Дело XII. «Медные буки»
– Человек, который любит искусство бескорыстно и от всей души, – заметил однажды Шерлок Холмс, отбрасывая в сторону страницу с объявлениями из «Дейли телеграф», – часто находит истинное наслаждение в его самых незначительных и скромных проявлениях. Мне доставляет удовольствие видеть, что вы, Ватсон, постигли сию истину и в своих небольших рассказах о наших делах – которые, должен сказать, порой несколько приукрашивают действительность – отдаете предпочтение не тем многочисленным громким и нашумевшим судебным процессам, к которым я имел непосредственное отношение, а тем случаям, которые на первый взгляд кажутся банальными и неинтересными, но дают обширное поле для применения тех дедуктивных методов мышления и навыков логического синтеза, которые я с удовольствием использую.
– И все же, – улыбнулся я, – мне то и дело приходится слышать в свой адрес обвинения в стремлении к сенсационности.
– Возможно, ваша ошибка в том… – заметил он, вытаскивая щипцами из камина тлеющую головешку и раскуривая от нее длинную вишневую трубку, которой имел обыкновение заменять старую глиняную, когда сосредоточенное настроение сменялось у него желанием поспорить: – Возможно, ваша ошибка в том, что вы стараетесь вдохнуть жизнь и цвет в свои рассказы вместо того, чтобы сосредоточиться на подробном описании мыслительного процесса, от предпосылок до выводов, ведь это единственное, что может представлять интерес.
– А мне казалось, что я всегда отдаю вам должное, – сказал я несколько более прохладно, поскольку мне всегда претило самомнение, которое я так часто замечал в характере моего друга.
– Нет, это не самомнение или тщеславие, – по своему обыкновению он отвечал скорее на мои мысли, чем на слова. – Я ведь прошу воздать должное своему искусству, а не мне лично. Это вне меня. Преступников много. Людей, умеющих мыслить логически, мало. Следовательно, внимание нужно уделять логике, а не преступлениям. То, что должно быть представлено в виде курса лекций, вы низвели до уровня сборника рассказов.
Было обычное для ранней весны холодное утро. Позавтракав, мы уселись перед весело полыхающим огнем в нашей старой квартире на Бейкер-стрит. На улице между рядами серых домов сгущался туман, и окна на другой стороне казались размытыми темными пятнами, едва различимыми в темно-желтой мгле. У нас горела газовая лампа, ее отсветы падали на белую скатерть и поблескивали на фарфоре и металле столовых приборов – со стола еще не было убрано. Шерлок Холмс все утро отмалчивался, изучая колонки объявлений в газетах, пока, очевидно, отказавшись от поисков, наконец не взялся обсуждать мои литературные занятия.
– И в то же время, – заметил он после того, как несколько минут молча глядел на огонь, попыхивая длинной трубкой, – вряд ли вас можно обвинить в стремлении к сенсационности. Ведь добрая часть тех дел, на которые вы обратили свое внимание, вообще не связана с преступлениями как таковыми. Моя помощь королю Богемии, необычное дело мисс Мэри Сазерленд, загадка человека со шрамом и случай со знатным холостяком – все это не выходит за рамки закона. Хотя, боюсь, что, стремясь избежать сенсационности, вы слишком близко подошли к тривиальности.