Приключения в приличном обществе
Шрифт:
– Да ты сумасшедший!
– Уже две недели, - подтвердил садовник.
– Но это ничего. Отсидимся на пасеке, а там - в Англию. В Англии он нас не найдет. А если и найдет, то не тронет в Англии.
– Он хлопнул еще рюмочку и засобирался.
– Ну что, хватаем денежки и бежим?
– Да погоди ты, - попридержала его Ева.
– Подумать дай. Так и вижу обоих нас на бегу, летящих бок о бок. Как козел и газель.
– Это еще кто козлее, я или этот твой. Давай собирайся, чем лезть с попреками. Мне этот день дорого стоил. До пасеки на его 'Пежоте' живо домчим.
– Ты просто
– А не стар ли ты для подобных стартов? Такие приключения не утомят?
Садовник помолчал. Налил себе еще рюмочку. Выпил и, тыча себя огурцом в лицо, сказал:
– Что уж мои лета считать. Сам знаю: не молодой. Зато в этих летах ум достигает максимума. Действовать надо затемно, заодно. На пасеке пересидим, а там - в Англию. Англия, это брат...
– приговаривал совратитель.
– Это не здесь. Сиди без суда и следствия в этой дыре. Живи в этой глуши и глупости. Ржевск... Вызывает даже какой-то скрежет в душе.
– Подумать можно, - словно бы нехотя, решила поддержать его план Ева.
Однако чем больше садовник пил, тем более его план выглядел неосуществимым. Заоблачной стал отдавать мечтой. В то время как наши обстоятельства начинали складываться удачно. Пожалуй, он так сам себя зельем свалит. Не придется прибегать к насилию.
И чем более он пьянел, тем сильнее воняло рыбой. Не впустить ли свежего воздуха, открыв дверь? Но за дверью поскуливал пес, отзываясь на захватывающие запахи. Нет, пусть он там и сидит: с двоими не справиться.
Садовник икнул и прочно затих. Уснул, свесив на грудь голову. Рот, как ни странно в таком положении, был полуоткрыт. Из него стекала струйка слюны.
И хотя в облике нашего ухажера появилась некоторая небрежность - паричок, например, нахлобучился, съехал на лоб, пиджак был залит слюной - бидон он по-прежнему крепко прижимал к животу, не желая расставаться с этим предметом.
Так, что с ним делать теперь, подумали мы. Связать его? Сунуть кляп? Оглушить для надежности? Убрать, во всяком случае, с глаз долой. Спустить его в подпол.
Ева открыла лаз, находящийся между столом и кроватью. Потом присела и ловко обмотала его ноги электрическим шнуром, выдернутым из электроплитки. Но едва она коснулась бидона, чтобы и руки связать, как спящий воспрянул так же внезапно, как и уснул. Вскинул голову, вскочил, но поскольку ноги его были скручены, то он стал валиться вперед, прямо на Еву, оказавшуюся, в конце концов, под ним. Бидончик скатился к краю кровати.
Он немедленно оценил преимущества своего положения. И решил этим положением воспользоваться. Руки его впились в ее тело, паричок слетел окончательно, обнажив блестящую лысину, на которой выступил пот. Она задыхалась от рыбьей вони, становящейся невыносимой, и едва не лишилась жизни, надолго дыхание задержав. Он что-то успевал бормотать, кажется, о том, что, мол, сбросит чуть-чуть (долларов сто) во имя интимной близости. Ей удалось под матрасом нащупать оружие.
Он в запале забыл про бидон, готовый свалиться на пол. А вспомнив и увидев его на самом краю, расценил это, видимо, как большую беду. Как смертельную, может быть, опасность. Во всяком случае, ему стало вдруг не
Из подвальных глубин потянулась в комнату густая вонь, перебивая рыбью. Садовник замер, сильно побледнев. Вонь проникала в легкие, мутила голову, отравляла кровь. Перехватило горло. Судорогой свело гортань. Дыхание остановилось. Мерк свет. Собрав последние силы, садовника оттолкнув, Ева рванулась к двери. За дверью ее вырвало.
Прошло, наверное, с четверть часа, прежде чем она пришла в себя. Обнаружила в руке пистолет. Огляделась. В доме темно. Во флигеле горит свет. Дверь распахнута. Пес удрал, видимо. Не видно пса. За стеной у соседки завели рояль. 'Эти глаза напротив... Калейдоскоп огней...'
Она встала и, зажав нос, рот, не дыша, заглянула во флигель. Садовник лежал, распростертый навзничь, мертвый, по-видимому. Застывшие черты лица - словно маска Ужаса. Рот настежь распахнут, пена у рта.
– Значит, не врал про бидон. Значит, правда в бидоне беда.
Уходя, она погасила свет.
Фонари к тому часу тоже были погашены. Местность, освещенная лунной четвертью, была бы едва различима, но из-за стены, от вдовы, вырывались время от времени белые всполохи. Ночные бабочки, бражницы и блудницы, порхали поверх стены. Оргия была в самом разгаре. Звучал оркестр, сопровождая арийские арии. Пели проникновенно. Колоритный баритон с колоратурным сопрано прихотливо сплелись.
'Пежо' был припаркован на прежнем месте, то есть на дорожке у входа в дом. Слишком заметен. Привычней было бы нам обоим на ВАЗе бежать. 'Жигули' я держал в гараже, подальше от любознательных. Деньги надежно зарыты в саду, но забирать их с собой было бы неразумно. В бардачке я обнаружил несколько забытых купюр.
Бежать... Мы оба с ней уже бегали, только порознь. Каждый с такой же суммой, пока наши пути не пересеклись. Настолько пересеклись, что теперь бежим вместе. Вот только далеко ли удастся уйти. Даже если обманем моих преследователей, то как быть с теми, кто ищет ее? Где-то они, наверное, есть. А мы их даже в лицо не знаем.
Был еще мой полутруп - не оставлять же. Вдруг придется вернуться в прежнее качество. В этом мне не настолько комфортно, да и вообще - не по-товарищески бросать в беде самого ближнего.
Я к счастью был в полной подвижности и вполне мог бы добраться до машины сам.
– Подожди, - сказала она.
– Я сейчас.
Я вновь уселся в кресло, с которого было встал, увидев ее и обрадовавшись. Мне наскучило быть одному. Почему бы ей не зажечь свет? Я бы и сам включил, да забыл, как это делается.
Она поднялась наверх, собрать узел с дамским тряпьем. Ничто не должно намекать на то, что в этом доме проживала женщина. Может, и не солгал садовник. Может, и на самом деле не выдал ее. Тогда хотя бы эти не будут Еву искать. Местные жители ее, правда, видели, но не систематически. Сочли, может быть, за случайную женщину, каких у богатых людей много. Если опять же садовник ясность не внес относительно роли Евы при мне.