Приключения в приличном обществе
Шрифт:
– Да и тот свет, - упорствовал я, - наверняка не лучше этого. Будете заниматься там сексом на раскаленной сковороде.
– Кстати, раз уж о сексе. Знаете, я часто бываю уверен, что между сексом и смертью существует тонкая взаимосвязь.
– Хотите сказать, что если б не было секса, не было б и смертей? Но это ж и дураку понятно. Все рожденное смерти обречено. Нас убивает жизнь.
– Я хочу сказать совершенно обратное, - сказал Маргулис немного обиженно, как будто я его в глупости уличил.
– Не было б смерти - не было б секса. Разница в этих высказываниях, согласитесь, существенная. Обреченность гибели порождает
– И цель вашей революции - этот круг разорвать?
– Попытаться, во всяком случае. Бывают минуты, когда и я в успехе нашего дела не уверен вполне.
– И тем не менее, будоражите коллектив?
– Надо ж чем-то заполнить досуг.
Коридор был узок, метра четыре всего. Но зато простирался в обе стороны достаточно далеко, чтобы успеть набрать скорость и нырнуть в одну из дверей. Но он не воспользовался этой возможностью.
– Значит, досуг, - хрипло выдавил я, пораженный его цинизмом.
– Вся эта суета и бесстыдство...
– Я заикался, подступая к нему.
– В этом и заключается ваш половой вопрос?
– Да нет, - сказал Маргулис, игнорируя попытку бегства и отступая к стене.
– Так вопрос не стоит. Вернее, либо стоит, либо... вопрос...
Он был озадачен моей вспыльчивостью, однако видимых признаков беспокойства не проявлял. Несмотря на то, что я готов был броситься на него - как лев, как гибкая телом пантера, как ястреб средь светлого неба, безмятежного в лучах зари.
Но я тут же одумался, взял себя в руки: этот безухий безумен был. Да и какая мне, в конце концов, разница, ради чего затеваются революции, если одна из них мне сулит авантаж.
Я отвернулся, чтобы не видеть его заманчиво оттопыренного уха, за которое уже мысленно ухватил. В данный момент мне хотелось оказаться подальше от Маргулиса, в более безопасном от него месте, где-нибудь в Милане или Калифорнии, доколе не распространяется его досуг. Или прервать с ним, во всяком случае, вербальные отношения, покуда мы не оттеребили друг друга за уши и не наговорили обоюдообидное.
– Я вас намеренно спровоцировал, - мягко сказал Маргулис.
– Политик должен быть мастером провокаций. Как вы полагаете?
– Как полагается, так и полагаю, - сдержанно ответил я.
– И, тем не менее, приходится идти иной раз на это, дабы убедиться, прочно ль уверовали. Ваша реакция вполне положительна. Другой я от вас и не ожидал.
Это походило на похвалу. Но я не поддался.
– Простите меня, - продолжал Маргулис.
– Готов признать, что эта провокация была грубой политической ошибкой с моей стороны. Но зато я теперь могу полностью положиться на вас. Ведь только опираясь на сексуально активную часть населения, на вас в том числе...
– Оставьте это, - перебил его я, заметив, что он собирается темперировать все ту же тему, всячески интерпретируя ее.
– В данный момент меня больше беспокоят вопросы метафизического толка. Вопросы эмпатии, в том числе.
– Скажите откровенно, маркиз, что вы в минуты раздумий думаете обо мне?
– Я промолчал, чтобы не ответить резкостью.
– Надо нам с вами как-нибудь ночью на крышу влезть, - сказал Маргулис.
– Оттуда хорошо наблюдать чужие миры.
– Я подозреваю, что ваша компетенция в вопросах
– Все время пытаетесь увильнуть. Ночью? На крышу? Да вы в своем уме?
– Далась вам эта эмпатия, - огорчился Маргулис.
– Знаете, я вам честно скажу: я не ведаю этими вопросами.
– Не владеете, то есть?
– Владеть - владею. Но ведать - не ведаю. У нас здесь разделение полномочий. По вопросам социальной революции, перманентно перерастающей в сексуальную - не стесняйтесь ко мне.
– А Садом ведаете?
– Не знаю, почему мне пришел на ум Сад.
– Простите?
– Садом - вы?
– Ах, извините. Показалось: Содом. Вы, наверное, ударение неправильно... Содом пока что в компетенции главврача. Нет, мы к содомитам - никакого отношения. Дом Социального Обеспечения - так в официальных документах наш госпиталь значится. Но это антиобщественное наименование мы, конечно же, переменим, как только к окончательной победе придем, - заверил меня он.
– Так что насчет Сада? Вы?
– Только его сексуальной составляющей. Древо познания, например. Аллея лингамов, Древо Желания. Другие дерева в другом ведении.
– Прочие дерева тоже поименованы?
– Некоторые просто пронумерованы. На дереве номер семь Птицын всё гнезда вьет. А есть и поименованные. Дерево Смерти (Анчар) вы уже видели. Древо Смеха есть. Дерево Дураков.
– Ну, это уж слишком, - не поверил я.
– Кто ж им заведует?
– Ну, отчасти Девятый. Древесина этого древа для буратин хороша. Он их в невероятных количествах производит. Осуществляет деревянное зодчество. В деревянном мире буратин он царь и бог. Древо Смеха, кстати, у нас не занято. Хотите, возьмите его на себя.
– А Древо Смысла?
– А вот погодите. Следуйте за мной.
Следуя за ним, я спустился в парк, меланхолически рассматривая глубокоосенний пейзаж.
– Этот заведующий весьма не прост,- говорил Маргулис, часто ко мне оборачиваясь и поясняя кое-что из им сказанного живописной жестикуляцией.
– Фамилия у него самая что ни на есть сермяжная: Сидоров. Но уверяю вас, легче вам от этого не будет. В смысле взаимопонимания. Да вы уже имели как-то с ним разговор. Он сирота. Прошел очень нелегкий путь от простого рабочего до очень непростого мыслителя. И был неугоден властям, совмещая в себе героя труда и гения онтологии. Человек, переживший два падения и несколько катастроф. Сидел как диссидент, за грабеж и попытку бегства в Голландию.
Ах, вот он о ком. Как я ранее слышал, этот отъявленный философ жил в апатии в глубине парка, взирая незаинтересованным оком на блага мира сего, в окружении учеников, среди которых даже санитары участвовали и одна кастелянша. Флигель, в котором он проживал и прохаживался, был похож как две капли воды на хижину садовника моего. Видимо, тот же загадочный зодчий его соорудил.
– Иногда про него говорят, что он - наше Ницше, - продолжал Маргулис.
– Да и сам он, надев маску величия, утверждает иногда, что все мы - недочеловеки по сравнению с ним. Мыслящий тростник, то есть, по определению одного янсениста. Может, он и вправду ницше, чем мы, но недочеловеками обзывать - это уже слишком. Многие из-за этого пропагандируют против него. Вот, считалочку сочинили, знаете? Вышел Ницше из тумана, вынул плетку из кармана... Раздражает его эта дразнилка. И еще: Ехал Грека через реку...