Прикосновение к любви
Шрифт:
– Ладно, – согласился Максим. Родители подкинули ему несколько рублей на расходы, со стипендий тоже скопил немного, чай себе он мог позволить.
Максим вернулся к столу, вскоре подошёл проводник со стаканами, и Иваныч разлил в четыре стакана водку, а Максиму сунул в руки бутылку с лимонадом. Оно было и к лучшему, водку Максим всё одно бы пить не стал.
– Ну, вздрогнули!
Выпили по первой. Люба тоже выпила свою порцию легко и непринуждённо, словно дома вместо кефира каждый день её потребляла. Иваныч взял корочку в руки, понюхал и положил.
– Корку не угрызу, а вот занюхать – святое дело, – и он протянул руку за мякишем. – Максимка, дай-ка ножик, лучку покрошим.
Ну вот, сейчас глаза жечь будет, да луком вонять, но делать нечего. Максим нехотя протянул нож Иванычу. Тот
– Шо, паря, лук не уважаешь? Кто лук не уважает, тот хворый будет! Все витамины в ём! Мы знашь, как в войну за лучком охотились! Витаминоз у всех был.
– Авитаминоз.
– А ты не встревай, коли Иваныч говорит. Кака разница? Мне всё едино, шо витаминоз, шо авитаминоз. Кабы не лук, то и энтих зубов мне не видать. Ну, по второй!
Водку допили и по стаканам разлили лимонад. Максим сначала не хотел брать курицу и хлеб, побывавшие в руках Иваныча, но тот так аппетитно чавкал, а курица была такая поджаристая, что Макс решил плюнуть на гигиену, которую клятвенно обещал матери соблюдать в дороге, и стал есть наравне с остальными. Допили лимонад, и Максима опять послали отнести стаканы проводнику и сказать, чтоб принёс чай. Вскоре появился проводник, изрядно подобревший после выпитой водки. Принёс поднос с парящими стаканами, проворно составил их на столик, деньги, однако, попросил отдать тут же, на месте, и все полезли к своим кошелькам. Потом мужчина вернулся вновь за стаканами и принёс постельное бельё, положил его на нижнюю полку и опять аккуратно собрал со всех деньги. Пересчитал, сунул в карман, из другого достал тесьму и завязал, протянув её между верхними полками, раскрыл длинную простыню и накинул на неё:
– Ну вот, у вас теперь купе по цене плацкарты, – и засмеялся, довольный своей шуткой.
И действительно, стало как-то уютней. Теперь проходившие по коридору, не могли заглядывать к ним в ячейку и смотреть, что они пьют и едят. И Любаня, попросившая мужиков на минуту выйти в проход, смогла переодеться в самодельном купе и предстала перед ними в лёгком домашнем халатике. Она повеселела от выпитой водки и была очень даже соблазнительной. Но куда там Максиму за тётками ухаживать, вон, Николай сразу приободрился и начал комплименты выдавать. Любаня зарделась, но видно было, что приятно ей мужское внимание. И Максим переоделся в спортивное, только Любу не просил выйти. Отвернулась к окошку и достаточно. Потом он сообразил, что наверняка весь отражался в окне, да что там рассматривать, что она, трусов семейных не видела, в самом деле?
Максим запрыгнул на свою верхнюю полку. Иваныч сидел под ним, Максим видел его ноги. А Николай с Любой расположились напротив. Иваныч обстоятельно рассказывал свою историю, после которой он в бога уверовал.
– А немец по нам ка-а-ак жахнет! И трындец! Вот я туточки сидел в окопе, а глаза открыл на другом конце. Мать моя женщина! Это что ж творится, ни одного человека со взвода не уцелело, токмо я один. Тут тебе и руки, и ноги оторванные, а я цел. Башкой только двинулся. Тут ещё и мины стали залетать. И рвутся, гадины, одна за одной, а я хоть бы хны, ни царапины. Командир потом сказал, что если б наверняка не знал, что я со всеми в окопе сидел, то как дезертира бы велел расстрелять, потому как не бывает такого везения. А я цел и невредим. Во как, с тех пор я в боженьку и уверовал. Ну ладно, чегой-то меня на сон сморило. Ща как улягусь, и могёте поверх меня с пушек по немцам палить, всё одно до утра не проснусь.
Николай встал и переключил свет на ночной, оставив гореть лишь дежурную маленькую лампочку. Иваныч вскоре захрапел и стал пускать газы. Николай с Любой хохотали, а потом перешли на шёпот, и Макс услышал чмокание. Он приоткрыл глаза, Николай с Любой целовались, прижавшись друг к другу. Внезапно Николай бросил взгляд на Максима, и он не успел отвести глаза. Тихонечко отстранив Любу, Николай встал, опёрся одной ногой о полку, где мирно посапывал Иваныч, приподнялся и придвинулся в Максиму.
– Слышь, пацан, ты бы к стеночке повернулся, а то дама стесняется.
– Ладно, – буркнул Максим, поворачиваясь к стенке, а про себя подумал, вот ведь как подфартило Николаю. Ну, ничего, недолго осталось, он доберёт ещё пару годов, сходит в армию, а уж потом… потом, держись, девки! Такого шороху наведёт, только не со старухами, типа Любани, хотя она ничего так, и он бы сам за неё подержался, а подберёт себе, конечно же, помоложе. Николай с Любаней ещё возились какое-то время на нижней полке, и хотя воображение Максима рисовало разные сценарии, он наверняка так бы и не сказал, было между ними что-то более серьёзное, чем просто объятия и поцелуи, или нет. Поворачиваться из мужской солидарности Максим больше не стал и вскоре заснул.
Утром, когда солнце заглянуло в их импровизированное купе и стало пробиваться прямо в глаза, каким-то образом огибая заслоняющие их руки, Максим проснулся. Было тихо, все ещё спали. Вдруг зашевелилась Любаня, откинула одеяло и стала спускаться вниз. Максим прищурил глаза, глядишь, не заметит, что он проснулся.
Он успел увидеть её ляжку и кусочек голубого нижнего белья. Максу стало неудобно подсматривать, и он сомкнул глаза. Через пятнадцать минут все проснулись, сходили в уборную, умылись и приступили к завтраку. После завтрака Макс залез к себе на полку и занялся чтением. Беспроигрышный, затрёпанный «Робинзон Крузо», прочитанный от корки до корки раз пятнадцать, всегда был готов выручить хозяина.
– Во, Николай, посмотри! Максимка-то наш молодца! Книжки читает, не то шо мы с тобой. Нам бы только водочки накатить под огурчик и на красавиц полюбоваться! – Иваныч многозначительно посмотрел на Любу.
– Ты это, Иваныч, давай тут без намёков. Люди все свободные, никто никому ничем не обязан.
– Дык, я ж, мил человек, про то же. Вот, к примеру, я хочу и любуюсь. Да и ты любуйся. Потому как имя её Люба. И любить её надобно и любоваться ею.
Максим слез с полки и отправился пройтись. Старенький вагон потряхивало и раскачивало, казалось, ещё сильнее, чем вчера. Через приоткрытые окна в вагон врывался свежий мягкий ветер, иногда принося с собой горстку степной пыли. В переходе между вагонами его поманил пальцем мужчина лет сорока. Он что-то промычал и сунул в руку Максиму какую-то пачку, выжидательно посмотрев на него. Максим сначала отдёрнул было руку, но мужчина промычал что-то ещё. В его виде не было ничего угрожающего, он явно не пытался ограбить, а предлагал ему на что-то взглянуть. Макс опустил глаза и увидел колоду игральных карт, перетянутую чёрной тонкой резинкой. Отрицательно помотав головой, он протянул мужчине сверток назад. Тот опять помотал головой и что-то промычал. И тут Макса осенило, он понял, что мужчина немой. Он слышал от людей, что глухонемые нашли себе прибыльное занятие: путешествовать железной дорогой и предлагать пассажирам разные непотребные картинки и игральные карты. Максим поднял руку, снял с колоды резинку и пролистал несколько карт. Взгляду его предстали молодые женщины, абсолютно нагие. Вот одна выходит из воды, другая загорает в одной шляпе, лёжа на животе, ещё одна качается на качелях. Распахнулась дверь в тамбур, и Максу пришлось опустить руку с картами, чтобы не показать их проходящему в соседний вагон мужчине. Немой покрутил вопросительно рукой перед носом Максима. Словно вопрошая, берёт он его товар или нет. Максим вопросительно крутнул рукой в ответ.
– Уба, уба!
Рубль, понял Максим. Он посомневался, стоит ли держать при себе такие карты. Попадись они на глаза кому, то замучают вопросами, где взял и лекциями о безнравственности и распутстве. С другой стороны, красотки в колоде так и ждали, чтобы он рассмотрел их одну за одной, медленно, до самых подробностей женского строения. Благо, они и не думали от Макса ничего скрывать, совсем ничего. Немой смотрел на Максима, поняв его нерешительность, протянул руку, забрал колоду, перетянул её резинкой и уже начал убирать в карман. Максим словно вышел из оцепенения. Ещё мгновение, и красотки расстанутся с ним навсегда. Сомнения отброшены, Максим вытащил из кармана трёшку. Немой всучил ему колоду и сдачу – два железных рубля. Теперь Максу было чем заниматься, он должен вернуться на свою полку и потихоньку рассмотреть добычу.