Прикосновение к любви

Leon Rain

– Здравствуйте, Валентина Олеговна, как идёт приём?

– Спасибо, Тамара Семёновна, всё по плану.

– А что это у нас тут за симпатичный молодой человек? Неужели сам Аполлон к нам на лечение приехал?

– А это у нас Максим из. из Оренбурга.

– Так далеко забрался. Ну и как тебе у нас, Максим?

– Никак. Скучно. Молодёжи нет, одни пенсионеры.

– Как он по мне прошёлся, а, Валентина Олеговна? Я, Максим, в молодости красавица была. За мной, знаешь, как мальчики бегали? Не поверишь, с утра и до ночи. А теперь за внучкой моей бегают, она ох как на меня в молодости похожа. Сколько тебе? Шестнадцать? Ей тоже, скоро увидишь её, она через четыре дня ко мне погостить приезжает. Ну хорошо, Валентина Олеговна, продолжайте. А тебе, Максим, хорошо у нас отдохнуть и поправиться. До свидания.

– Вот твои назначения. С утра будешь получать укол витаминов, потом кислородный коктейль. После обеда пить лечебный настой и микстуру. Вопросы есть, Максим?

– У меня освобождение было в техникуме

от тяжёлого труда. Можно на зарядку не ходить?

– Не только ходить, а и в футбол играть обязательно. Разумеется, если нет обострения. Ты молодой, у тебя всё будет хорошо. Ну всё, мы закончили. Всего хорошего. Ишь, как ты Тамаре Семёновне понравился. Аполлон! Ну иди, Аполлон, покоряй женщин своей красотой.

Максим покинул кабинет врача совсем смущённый. Какой ещё Аполлон? Ну да, он знал, что выглядит хорошо и его все считали симпатичным. А мама всегда уверяла, что он красавец. Но разве маме можно верить на все сто? Для любой мамы её дитя самое красивое. А здесь ну прям неудобно, хотя и приятно. Максим взглянул на старенькие наручные часы «Победа», доставшиеся отцу от деда, а потом перешедшие к Максиму. Деда фронтовика Максим почти не помнил, его не стало, когда Максу было всего два года. Вот старшая сестра успела с ним пообщаться, а он запомнил только пару фрагментов с его изображением. Вот лысый дед склонился над его кроватью и, повернувшись, что-то говорит бабушке. И никакой он не полный, как все говорят, Максим запомнил его худым, а может быть, детский глаз искажает действительность? Но вот часы от деда остались замечательные. Пусть они изрядно потёртые, но зато какие точные! Секунда в секунду! Ну, разумеется, если не забыл завести. Ни на какие самые раззолотые Максим эти часы не променяет. Это дедова память, а разве память можно на деньги померять? Так, есть ещё полчаса до встречи с воспитателем, чем бы заняться…

– Здравствуй, Максим!

– Здравствуйте.

– Ты не узнал меня? Ты так здорово меня вёл в танце, что мне все девочки обзавидовались. Придёшь сегодня? Мы можем ещё потанцевать? Ещё не знаешь? Ну хорошо, я буду ждать. Обязательно приходи.

Размечталась, только шнурки погладить осталось. Один раз прокатило у неё, вот губу и раскатала. Больше никаких танцев! Нет, ну, конечно, если молодёжь будет, то он не против. Но только что-то современное, а не этот набор прошлого столетия, который гоняли вчера. И медленные можно. И только с молодой симпатичной партнёршей. Ну, хотя бы чтоб как Любаша с поезда была, даже ещё моложе, тогда он бы с удовольствием прижался и покружился в медляке. Вздохнув, Максим присел на лавочку, напротив неё, на высоком столбе висел динамик.

Прощай, от всех вокзалов поездаУходят в дальние края.Проща-а-ай, проща-а-ай!Прощай! И ничего не обещай,И ничего не говори,А чтоб понять мою печаль,В пустое небо посмотри-и-и-и…

Классная песня, Максим её ещё в пионерлагере полюбил. Кажется, это был «Энергетик», сестра там была старшей пионервожатой, а он в отряде. Ребята постарше играли в бутылочку, а они с дружками подсматривали. Их играть, конечно, не приняли, подрасти сначала нужно. Вот так всегда по жизни: если где что-то стоящее происходит, то обязательно без Максима. Такое впечатление, что исчезни он, так кроме мамы с папой, ну, может, ещё и сестры, никто и плакать не будет. Да и сестра неизвестно, будет плакать или нет. У неё сейчас своя семья, муж, ребёнок. Хотя, будет, конечно, хоть и дрались в детстве нещадно. При воспоминании о племяннике Максим улыбнулся, вот уж кому он точно нужен. После техникума он ездил помогать сестре с малым. Замотанная после родов Катька сидела, следя за малышом, по минутам считая, когда он придёт. После этого кормила Макса и шла поспать. А Макс доставал своего любимца из манежа, в котором он немедленно начинал прыгать, только завидев его, потом они ложились на ковёр, и малый ползал по Максиму.

– А где у Максима лишний зубик?

И маленький пальчик втыкался Максиму в рот.

– А где у Максима лишний носик?

И пальчик упирался в нос. Однажды Максим спросил за лишний глазик и не успел вовремя увернуться. Пришлось промывать глаз холодной водой.

Ну всё, нужно идти. Чёрт бы побрал этого воспитателя. В шестнадцать лет к взрослым людям приставить воспитателя, здесь детский сад, что ли? У библиотеки собралось почти два десятка подростков приблизительно схожего с Максимом возраста. Он заметно повеселел, теперь хоть будет с кем поговорить, да и на танцы тоже можно сходить. Даже девчонки есть, надо бы приглядеться, встречаются ли симпатичные. Может, и получится с кем-нибудь подружиться, а может, и ещё чего. До сих пор, не считая худой очкастой Ленки, всё общение с женским полом, которое можно было отнести к любовным похождениям, сводилось к ходьбе в обнимку со студенткой аптечного техникума,

когда сам Максим ещё учился в восьмом классе. Он оставался в Катькиной квартире ночевать вместе с бабушкой, а Катька с мужем, (малой тогда ещё не родился) уезжали к родителям, где купались в ванной и спали на его кровати. А Максим выходил к пацанам на улицу, где прошло его детство. Так вот, там стояла большая скамейка буквой П, на которой они и сидели, распевая песни под гитару и отпуская шуточки в сторону проходящих девчонок. К тёте Марусе подселились две квартирантки. И это было здорово, окно, где жили девчонки, было как раз напротив Катькиной спальни. Притаившись в темноте у занавески, можно было дождаться, если повезёт, момента, когда девчонки будут переодеваться. Один раз ему даже удалось увидеть, что одна из них скрывала под лифчиком. Ничего особенного там не было, непонятно, для чего вообще она его носила, но всё же это была первая и единственная женская грудь, которую довелось увидеть Максиму. А потом девчонок пригласили на скамейку и развлекали их анекдотами. Максим всё время посматривал на белобрысую Надюху, чью грудь ему удалось увидеть. Она смеялась над анекдотами и шуточками, не подозревая, что рядом с ней сидит человек, видевший её обнажённую грудь. Интересно, как бы она себя вела, знай об этом. Но это был только его, Максима, секрет, и он не собирался делиться им ни с кем. А то ещё пацаны попросятся к занавеске дежурить, а потом точно кто-нибудь из этих балбесов проболтается. Ох, и неудобняк может получиться.

Максим подсел к Надюхе, она вовсе не возражала. Сначала он сидел просто рядом, но потом начал придвигаться вплотную. Она несколько раз глянула на него строго, но у Макса был свой план, старшие пацаны научили, как нужно обращаться с девчонками. Для начала он выдал себя за её ровесника, приписав пару лет. Потом пригласил прогуляться вокруг квартала, и они пошли по полутёмной улице вдвоём. Максим делал всё по инструкции. Сначала они просто беседовали, потом он начал её обнимать. И хотя она отчаянно пыталась скинуть с себя его руку, он, следуя наставлениям старших товарищей, не дал ей этого сделать. А потом, следую инструкции, потихоньку переместил руку с плеча на грудь и попытался пощупать то, что уже видел через окно. Несмотря на обещанную пацанами реакцию, Надюхе это почему-то не понравилось. Может, потому, что он не сумел засунуть руку глубже, Максим этого не знал. На этом прогулка завершилась, Надюха, несмотря на всю свою кажущуюся доступность деревенской девчонки, решительно сняла его руку и, развернувшись, пошла к себе. Больше они не гуляли и даже не сидели вместе на лавочке.

На этом любовные похождения Макса заканчивались, ну, да, не считая худую Ленку. Да и как её считать, если она ну вот нисколечко Максиму не нравилась. Правда, один раз было между ними что-то, ну так, ерунда. Однажды он здорово выручил её на уроке. Если б не он, схлопотала бы Ленка двойку, тогда, возможно, и стипендии могла бы лишиться. На перемене она подошла к нему со словами благодарности и чмокнула его в щёку. Будь это кто другой, ну, скажем, Валька Бессонова или хотя бы Ирка Тищенкова, он считал бы себя счастливым. Но ни Вальке, ни Ирке было не до него, они гуляли с мальчишками со старших курсов. А с Ленкиного поцелуя какой ему прок, позорище одно, если кто увидит… Он тогда отчитал её за поцелуй, ей пришлось извиняться. Она стояла напротив него со слезами на глазах. А он выговаривал ей, что так не делают, что надо было сначала спросить, хочет ли он этого. Вот если б он её вот так внезапно поцеловал, ей бы понравилось? И обалдел от ответа, услышав Ленкино «да». Он замер, словно его стукнуло током, не веря своим ушам. Она что, втюрилась в него? Этого ещё ему не хватало. И так пацаны её погремушкой промеж себя звали, а теперь и ему кличку быстро придумают, как только он хоть раз с ней на глаза попадётся. Нет, с этим нужно было что-то решать. И он категорически запретил ей делать что-то подобное под страхом того, что больше не будет ей помогать в учёбе. И плевать ему на её полные слёз глаза, ничего, проплачется, поумнеет. Она ему не пара! Точка!

Воспитателей оказалось двое, Юрий Николаевич и его супруга, Алевтина Геннадьевна. Она полностью дополняла своего мужа, роста была невысокого, с трудом застёгнутые на животе пуговички отчаянно заявляли о необходимости перейти на следующий размер. Бородавка на лице и пучок волос луковицей на затылке обрамляли светло-голубые глаза и неровно накрашенные морковной помадой губы. Главная в их дуэте, конечно, была она. Когда она говорила, Юрий Николаевич весь подбирался, словно пантера перед прыжком, отчего на несколько мгновений становился стройней. Он зорко оглядывал слушателей, все ли внемлют Алевтине Геннадьевне так же внимательно, как и он?

Из библиотеки вынесли стулья, и все ребята расселись вокруг Алевтины Геннадьевны полукругом. Вообще, они оба старались производить приятное впечатление, но было что-то напускное в их манере держаться, отчего слова об их великих педагогических заслугах не производили на слушателей никакого впечатления. Хотелось быстрей избавиться от этой протокольной нудятины и начать знакомиться с соседями. Но чуда не произошло, и их продержали ровно до обеда. В самом начале встречи Алевтина Геннадьевна объявила, что сейчас они будут знакомиться друг с другом, и предложила подниматься с места и громко произносить фамилию и имя. Всё шло, как и было запланировано, пока не дошла очередь до Максима.